Хэрод наклонился поближе. Лицо королевы, вырезанной из черного дерева, выглядело элегантным и аристократичным и казалось все еще красивым, несмотря на старательно воспроизведенные признаки старости. Тони видел это лицо пять дней назад в Вашингтоне, когда Арнольд Барент показал ему фотографию престарелой леди, застреленной в Чарлстоне. Она была столь неосторожной, что оставила свой жуткий альбомчик в номере отеля. Ее звали Нина Дрейтон.
Хэрод впился глазами в фигуры на доске, переводя взгляд с одной на другую. Большинство лиц он видел впервые, но некоторые узнавал мгновенно. Эффект был столь же потрясающий, как от приема резкого наведения на фокус, который Хэрод иногда применял в своих фильмах.
Белым королем был Вилли, в этом не было сомнений, хотя лицо выглядело моложе, черты отчетливее, шевелюра погуще, а форма эсэсовца давно объявлена в мире вне закона. Черного короля представлял Арнольд Барент, в деловом костюме, при всем параде. Хэрод узнал и черного слона – Чарлза Колбена. Относительно белого сомнений быть не могло – это преподобный Джимми Уэйн Саттер. Кеплер занимал безопасную позицию в первом ряду черных пешек, но черный конь перескочил через ряд статичных пешек и ввязался в битву. Хэрод слегка повернул фигуру и узнал худое ханжеское лицо Нимана Траска.
Тони не видел раньше унылого старушечьего лица белой королевы, но нетрудно было догадаться, кто она. «Мы ее найдем,– заявил Барент.– А от вас мы ждем одного: чтобы вы убили эту настырную суку». Белая королева и две белые пешки пробрались далеко на черную сторону доски. Хэрод не узнал первую пешку, окруженную грозящими ей черными фигурами; похоже, то был мужчина около шестидесяти, а возможно, и старше, с бородкой и в очках. В его чертах было что-то еврейское. Но другая белая пешка, скромно стоявшая через четыре клетки от коня Вилли и явно испытывавшая угрозу со стороны сразу нескольких черных фигур, была определенно знакома ему. Хэрод медленно повернул пешку и уставился, как в зеркало, в собственное лицо.
– Сука! – Крик его, казалось, разнесся эхом по всему огромному дому. Он пронзительно крикнул еще раз, потом взмахнул браунингом и смел со стола фигуры из слоновой кости и черного дерева.
Мария Чен шагнула назад и отвернулась к окну. Снаружи дневной свет, казалось, угас совсем, тучи опустились ниже, темная линия деревьев растворилась в сером тумане, а густой снег уже накрыл белым покрывалом трупы на лужайке перед особняком, как поваленные чьей-то властной рукой шахматные фигуры.
Глава 12
Чарлстон
Четверг, 18 декабря 1980 г.
– Вообще-то, по идее должен идти снег, а не дождь,– сказал Сол Ласки.
Они сидели втроем в машине шерифа: Сол и Джентри впереди, Натали – на заднем сиденье. Дождь тихо стучал по крыше, было градусов десять тепла. Натали и Джентри были в куртках, Сол натянул толстый синий свитер, а сверху старое короткое пальто из твида. Он поправил очки и, прищурившись, посмотрел через залитое дождем ветровое стекло.
– Шесть дней до Рождества,– усмехнулся он,– а снега все нет. Не знаю, как вы, южане, можете к этому привыкнуть.
– Мне было семь лет, когда я впервые увидел снег,– сказал Джентри.– Уроки в школе отменили. Снега нападало не больше двух сантиметров, но мы все побежали домой, будто наступил конец света. Я швырнул снежок – первый снежок, который я слепил в своей жизни, и разбил окно в гостиной старой миз Макгиври. Тут и вправду пришел конец света, для меня по крайней мере. Я прождал почти три часа, пока отец вернется домой, пропустил ужин и даже был рад, когда меня отлупили и все на этом закончилось.– Шериф включил дворники, которые начали ритмично смахивать с ветрового стекла капли дождя.– Да, сэр,– протянул Джентри густым, приятным басом, к которому Ласки постепенно привыкал.– Теперь, когда я вижу снег, я всегда вспоминаю, как меня лупили и как я старался не расплакаться. Мне кажется, зимы становятся все холоднее и снег идет чаще.
– Не приехал еще доктор? – спросила Натали.
– Нет,– ответил Джентри.– До четырех часов почти три минуты. Кольхаун стареет, бегает не так быстро, насколько я знаю, но все еще пунктуален, как древние часы моей бабушки. Если он сказал, что будет здесь в четыре, он будет в четыре.
И словно в подтверждение его слов, длинный темный «кадиллак», ехавший по улице, затормозил и припарковался через пять машин от патрульного автомобиля Джентри.
Сол глянул в окно. Они были всего в нескольких милях от шикарного квартала Старого города, но здесь приятным образом сочетались элегантность старины с соблазнами современных удобств. Закрывшаяся консервная фабрика ныне превратилась в офисное здание с подземным гаражом. Старый кирпич очистили, подновили, добавили окон, покрасили либо изготовили заново деревянные части. На взгляд Сола, реставрация и перепланировка были проделаны с большой тщательностью и старанием.
– А вы уверены, что родители Алисии согласятся на это? – спросил он.
Джентри снял шляпу, провел платком по кожаной подкладке и кивнул:
– Уверен. Миссис Кайзер страшно переживает из-за девочки. Она говорит, что Алисия не ест, вскакивает с постели с воплями, когда пытается заснуть, а очень часто просто сидит, уставившись в никуда.
– Конечно. Ведь прошло всего шесть дней, как она стала свидетельницей убийства своей лучшей подружки,– вздохнула Натали.– Бедное дитя.
– Еще и дедушки подружки,– добавил Джентри.– А может, и еще кого-нибудь. Откуда мы знаем?
– Вы думаете, она была в «Мансарде»? – спросил Сол.
– Ее никто там не помнит,– ответил шериф,– но это ничего не значит. Если люди не подготовлены специально, большинство из них вообще не замечают, что происходит вокруг. Конечно, некоторые замечают, причем все подряд. Только их почему-то никогда не бывает на месте преступления.
– Алисию нашли далеко оттуда, ведь так? – спросил Сол.
– Как раз посередине между двумя главными местами преступления,– вздохнул Джентри.– Соседка увидела, что она стоит на углу улицы в каком-то полуобморочном состоянии, примерно на полпути между домом Фуллер и «Мансардой».
– Как ее рука? – поинтересовалась Натали.
Джентри обернулся и улыбнулся девушке. Его маленькие голубые глаза, казалось, светились ярче, чем слабый зимний свет снаружи автомобиля.
– Ничего страшного, мэм. Простой перелом.
– Еще раз назовете меня «мэм», шериф, и я вам самому руку сломаю,– шутливо предупредила Натали.
– Слушаюсь, мэм,– откликнулся Джентри с самым добродушным видом. Он повернулся и глянул через ветровое стекло.– Это точно наш старикан-доктор. Он купил сей чертов черный автобус, когда ездил в Англию еще перед Второй мировой. Читал лекции в летней школе при лондонской городской больнице, насколько я знаю. Он являлся членом предвоенной антикризисной команды по планированию. Помню, как он говорил моему дяде Ли, давным-давно, что британские врачи были готовы справиться с количеством раненых в сто раз большим, чем то, с чем они столкнулись, когда немцы принялись их бомбить. То есть я хочу сказать, что они ожидали в сто раз больше, а вот к чему они были подготовлены – это другое дело.
