— Ну и что ты понимаешь? — раздражаясь, спросил Рябинин, — А? Не слышу?!
— Эт… та… ну… что нада… — Бекхан сипел, — Клянусь, высё расскажу…
— Так, бл… ь, рассказывай! — не выдержав, рявкнул Костя.
Он зашел боевику за спину и теперь тот чувствовал себя не очень уютно, не зная, что ожидать от невидимого сзади опера.
— А… ну… этто… вы гаварите, что нада…
— Про убийство офицера-танкиста на старом базаре, про подрывы, про засады, — перечислял Рябинин, — про всех кого знаешь с гор… Про оружие… Ну?!
— Ээ… Клянусь… я нэ знаю пра эта ничэго… — затряс головой Бекхан, — чэстно…
Костя хлёстко, дважды ударил его по почкам. Охнув от боли, «дух» повалился на грязный бетонный пол. Ещё два жёстко — жестоких удара заставили его согнуться от боли и завыть.
— Ты что, животина, ещё ни хрена и не понял?! — Костя присел около него на корточки, — ты же уже сдох, сука… Но у тебя есть шанс воскреснуть, если молчать не будешь!
— Ыыы… я нэ знаю… — он не договорил — выхваченный по печени хук сменил вой на харкающий спазм.
— Сука… — Катаев отшагнул от лежащего в сторону, — На «машине времени» хочешь покататься!
Нога, обутая в кроссовок, смачно впечаталась под рёбра. Взвыв и пытаясь защититься, Бекхан скрючился ещё больше.
— Погоди пока… — Рябинин присел на колесо, с которого свалился Бекхан, — может договоримся ещё…
«Машиной времени» в оперотделе Центра содействия называли полевой телефон, чья работа была основана на принципе динамо-машины. Накручиваешь ручку, вырабатываешь ток в 12 вольт и на другом конце идёт вызов. В сегодняшнем случае другого конца не было бы и в помине. Оголенные провода от аппарата крепятся на различных участках тела задержанного: руках, голове, гениталиях. Пытка жестокая, но не смертельная. И эффективная. Этот «передовой» опыт «федералы» переняли у структур шариатской безопасности, действовавших в Ичкерии с 1996 по 1999 годы. Там этот «метод ОРД», был практически официально разрешен, наряду с тривиальными избиениями обвиняемых и подозреваемых.
— Ведь мы же убьем тебя, Бекхан, — шипя процедил Рябинин, — казним, как вы казнили танкиста… Это ты понять можешь?
— Я нэ знаю танкиста… — сквозь всхлипы твердил тот, — кылянусь… нэ дэлал ничэго…
Костя поднял с пола стонуще-всхлипывающего «духа», не давая ему сесть, спросил:
— Ты хочешь домой?
— Хачу… очэнь хачу… у мэня жэна… Жасмин, — балансируя на связанных ногах и кривясь от боли, ответил Бекхан, — я, клянусь, ничэго нэ знаю…
— А Тимур? Где твой кореш Тимур?
— Какой Тимур? Скажы какой?
В Косте вновь начала закипать неуемная злоба:
— С которым ты, сука, ко мне приезжал! Пятого мая! Забыл, бл… ь!?
Держа боевика за шиворот, Костя почувствовал как тот на секунду, при упоминании Тимура, сжался, но потом снова заладил:
— Я нэ знаю Тимура… Я такси иногда работаю…
Апперкот убойной силы в незащищенное солнечное сплетение не дал ему закончить. Хватая воздух ртом, с выпученными как у морского окуня глазами, скрючившись, Бекхан начал стремительно оседать. Всё ещё придерживая, Костя успел засадить один раз ему по печени. Глаза боевика закатились и он, скручиваясь в позу эмбриона, завалился набок.
Рябинин, встав с колеса, мотнул Косте головой:
— Отойдём…
В другом углу помещения, держа лежащего «духа» в поле зрения, Сергей закурил:
— На такую тупую схему «плохой-хороший» он не поведётся…
Катаев, ещё раз посмотрев в сторону допросного угла, был вынужден согласиться:
— Н-да… Тупо физикой его не возьмешь… Может, в натуре, запытать. «Машину» привезти, иголки… Трубку с проволокой, а?
Рябинин на это хмыкнул:
— Ты профессиональный инквизитор? Или Бес в садюгу маньячного превратился?
— Когда-то нужно начинать. Из этого животного надо всё вытрясти… не зря же мы затеяли всё это, — Костя потёр сбитый кулак, — не отпускать же…
— А если он копыта откинет?
— «А если»… «а если»… — раздражаясь, психанул Костя.
Ему тоже хотелось поиграть в «хорошего», но он уступил эту роль старшему товарищу. Вышибать ливер, изображая тупого «быка», у него не лежала душа, — сюсюкать за правое сознание с ним что ли?! Он и так только одно лепит… «Больно» да «клянусь»…
Заметив, что кряхтящий боевик, зашевелившись, пытается подняться, Костя быстрым шагом пересек гулкое пространство гаража. Выхватив из кобуры пистолет, он, лязгнув затвором, вжал ствол под челюсть «духа».
— Только пошевелишься, гнида, я тебе башню снесу! Лежать, сука!
С последним словом он рубанул рукояткой пистолета по заросшей черными волосами шее. Боевик занял исходное положение.
— Можно было бы театр устроить, — вернувшись к дымящему Рябинину, предложил Костя, — так не с кем… Если кого из наших «расстреливать».
Серёга о чем-то сосредоточенно думал, по привычке кусая кончики усов. Катаев, решив его не отвлекать, молчал. Наконец, отряхнувшись от своих мыслей, Рябинин пробормотал:
— Есть один вариант… Типа, «театра», действительно…
И снова замолчал. Затем, остро взглянув на Костю, уже тверже произнес:
— Надо будет проехать в одно место… Там и решим…
— Чего решим-то? — заинтересованно спросил Костя.
— Расскажу… — Рябинин, присев затушил об пол окурок, — этого не бей пока… Я с ним про любовь и жизнь поговорю… тет-а-тет…
— Давай… — Костя, не поняв до конца, что же всё-таки задумал Серёга, пожал плечами и пошел к выходу.
Не доходя до дверей, он, обернувшись к Рябинину, усаживающему Бекхана на колесо, спросил:
— Присмотреть?
Сергей, утвердив чеченца в сидячей позиции, отмахнулся:
— Не надо… Справлюсь, если что…
Костя вышел из гаражного помещения на воздух. Яркий солнечный свет тут же резанул по глазам. Поморщившись и проморгавшись, он направился к УАЗику. На территории стояла тишина, только на дальней стороне кирпичной стены. Прапорщик Вова у КПП что-то втирал двум караульным. Стараясь не потревожить, дремавших в машине Долгова и Бескудникова, Костя осторожно полез в пакет с продуктами. Повалившиеся банки с «тушняком» и кашами, гремя и звеня, всё равно разбудили оперов.
— Раскололи уже? — не поднимаясь с заднего сиденья среагировал Бес, — отмечать собрались?
Спящий на переднем сиденье Долгов просто открыл глаза.
— Ни хрена… — вспарывая ножом банку с тушёнкой, ответил Костя, — молчит как Зоя Космодемьянская.
Бескудников сел, потер лицо ладонями и, свесившись между передних кресел, обратился к Катаеву, раскладывающему натюрморт на водительском месте, — лаваш, консервы, минералка.
