Бюрократия любит пылких демагогов. Отраженный свет их «горения» исправляет от роду порочные физиономии и лепит мягкие образы самозабвенных работяг, тоже не чуждых борьбе за справедливость. Лужков сиял отраженным светом. Начав однажды дружить с Ельциным, так и не смог выйти из-под лучей его славы. Пытался, но не получилось. Вспомнить только, сколько пылкости было в оре на всю Красную Площадь: «Ельцин – это наше будущее!!!»
Первый секретарь МГК Б. Н. Ельцин помог Лужкову сделать очередной рывок по номенклатурной лестнице: добился в 1987 году назначения в Мосагропром человека, считающего, что эта структура в Москве – нелепость. Заодно Лужков стал и первым заместителем председателя исполкома Моссовета. В 1988 году он уже депутат ВС РСФСР, что и соответствовало новой номенклатурной должности в качестве обязательного довеска. (Кстати, чем он там занимался, за что голосовал? История не дает ответа. Старая, никому не нужная теперь история…)
Мосагропром, а в особенности включенное в него плодоовощное хозяйство Москвы, был в той системе наиболее удобным местом для теневых махинаций по усушке-утруске и утечке отечественной гнили и шикарного продовольственного импорта, которым традиционно наполняли витрину развитого социализма – Москву. В течение 1988–1989 гг. только однажды всплыли дела о нанесении госбюджету ущерба около 100 млн рублей от оплаты Мосагропромом торгово-закупочным организациям деятельности, которая должна была дотироваться только в отношении реально проданных населению картофеля и овощей. Тогда все проверки были заблокированы партхозноменклатурой, и Лужкова спасло от прокуратуры «партийно-принципиальное» разбирательство в Комитете народного контроля. После партийного вердикта о добропорядочности, прокуратура могла лишь безмолвствовать («ЭиЖ», № 24, 1990; «ЛГ», 10.06.92). Сделав отступление, отметим, что в 1993 году выяснилось, что лужковская агропромовская система сгноила огромные запасы продовольствия, сделанные заботливым мэром. Зато невероятно взвинченные цены обеспечили и невероятные прибыли привыкшим к обогащению за счет москвичей и облагодетельствованным приватизацией плодоовощникам («Куранты», 11.08.93).
В 1989 году Лужков начал дружить с кооператорами. К должности липли не только ордена (только до звания Героя Соцтруда не успел дослужиться Лужков, а орден Ленина от партии, которой отдал полжизни, имел). «Деловые люди», которым будущий мэр оказывал всяческую поддержку, тоже суетились вокруг него. Так сформировался клан из «своих» предпринимателей, которые без всякой конкуренции, без каких-либо особых усилий получили начальный капитал и прочно захватили пустовавший рынок. Недаром старый номенклатурный волк КПСС Зайков, уходя со своего поста «отца Москвы», высоко оценил работу Мосагропрома под руководством Лужкова.
Вопрос о председателе Мосгорисполкома демократического Моссовета в 1990 году решился однозначно. В основном потому, что лидеры демдвижения давно искали тесной связи с хозяйственной номенклатурой. Ельцин тогда посоветовал Гавриилу Попову не предлагать на эту должность занимавшего ее Сайкина («Куранты», 11.06.91). Припомнил, поди, выступление Сайкина на «историческом» Пленуме ЦК КПСС, где вынимали душу из будущего президента РФ Ельцина. Но и без этого Сайкин был уж больно одиозной для демократов фигурой. А вот Лужков тогда обаял готовых бороться с номенклатурой депутатов, ответом на вопрос: «Вы в КПСС на какой платформе?» (В то время существовала небезызвестная «Демплатформа в КПСС».) Лужков ответил: «На хозяйственной».
Депутатам ответ понравился (при утверждении на пост Лужков получил 297 голосов из 360), а Лужков стал всюду твердить, что он не политик. Лишь изредка он проговаривался и формулировал так: «Кто определяет власть в Москве, тот влияет на ситуацию в стране». Вот Лужков и взялся «определять». С такой энергией взялся, что надругательство над здравым смыслом и законом стало основным признаком столичной власти.
Если оставить подробности изменения ситуации в октябре 1993 года, то хорошим примером могущества столичной власти может служить такой факт. В сентябре 1994 года начальник Мосэнерго отключил электропитание командного пункта ракетных сил стратегического назначения и на полтора часа вывел его из строя. Формальным поводом была неуплата долгов по оплате электроэнергии. За это лужковский чиновник не только не был тут же арестован, но даже не потерял свой пост. Теперь понятно, с кем надо договариваться, чтобы брать Россию голыми руками.
1990 год в Москве можно считать периодом абсолютной депутатской наивности, когда многие слышали нечто о бюджетном процессе, но не могли понять своей роли в нем, тем более отыскать нужный политический рычаг, надавив на который, можно было бы пожинать плоды успеха. Вот Лужков представляет депутатам бюджет будущего 1991 года и, несколько расслабившись от обстановки утомленности в моссоветовском зале, вдруг вываливает: «… мы должны оставить определенный интим в расчете бюджета, с тем чтобы получше нам и поосновательней было работать с внешними организациями, показывая сложность формирования доходной части бюджета и большие расходы, которые у нас вкладываются по г. Москве».
Внешние организации – это, конечно, правительственные круги, которые должны предоставить дополнительные средства, порадеть своему брату-аппаратчику, в поте лица сводящему концы с концами. В действительности обман должен ударить, прежде всего, по контролю со стороны народных представителей. Об этом Лужков сказал через секунду: «Если говорить серьезно, то мы сейчас уже закончили разработку серьезной крупной программы, которая мобилизует все службы исполнительного комитета на поиск дополнительных доходов в наш бюджет. Я думаю, что вот здесь уже мы готовы депутатам представить, но не на таком кворуме, а в более нормальной обстановке – деловой». То есть в варианте закулисных шептаний. Там, видать, это представление и состоялось – на закрытых совещаниях со «своими», теми, кто помогал разграбить собственность города. Моссовет об упомянутой программе так ничего и не узнал.
Незаметно для развесивших уши депутатов был применен метод ненавязчивого запугивания: «Не утвердив бюджет, мы не имеем законного основания для финансирования городского хозяйства и для выплат заработной платы в системе городского хозяйства… В этих условиях налоговая инспекция не вправе предъявлять санкции к предприятиям в случае занижения этими предприятиями платежей, причитающихся городскому бюджету. По нашим оценкам, за первые полтора месяца этого года из-за отсутствия четкой работы в этом направлении мы уже потеряли 100–150 млн. рублей». Вместо довольно нудной работы над бюджетом депутатам предлагалось понять свой долг в духе, выгодном бюрократии. Простачки преисполнились гордостью за свою заботу о налогоплательщике, а лентяи были не прочь покончить с вопросом и разойтись. Все вопросы по бюджету 1991 года ведущий депутатскую сессию Сергей Станкевич предложил уложить в 20 минут. И уложили. При полном отсутствии какой-либо предварительной работы бюджет приняли, не обратив внимания на бодрое намерение Лужкова запланировать спад производства на 10–15 %.
Добровольная сдача депутатами бюджета подвигла администрацию Москвы на финансовый произвол. В течение 1991 года исполкомия самовольно провела кардинальную корректировку бюджета города – вопреки необходимости согласовывать такие действия с Моссоветом. Самовольно был осуществлен переход от системы городского и районных бюджетов к единому бюджету, районные финансовые управления были отстранены от работы. Вместе с противозаконными манипуляциями проявилась и малограмотность специалистов, готовивших бюджет. Доходная часть бюджета оказалась превышенной почти на 40 % (выяснилось это лишь в конце года), что серьезно подорвало социальные программы, блокированные в течение года, зато обеспечило чиновников свободой манипулировать «лишними» средствами.
