Но вернемся в 1993 год. С 30 сентября Белый Дом начинают обрабатывать «психическими» средствами. Выкрашенный в желтый цвет БТР, прозванный «желтый Геббельс», до боли в ушах исторгал через мощные усилители «демократическую» песенную пошлятину. Защитников парламента постоянно держали в напряжении, изматывая провокационными перемещениями войск.
Тогда же на совещании в Москве 62 (по другим данным 68 из 88) руководителя органов государственной власти объявили: «В случае невыполнения наших требований до 24 часов 00 минут 30 сентября 1993 года примем все необходимые меры экономического и политического воздействия, обеспечивающие восстановление конституционной законности в полном объеме». Решение субъектов Федерации было вручено премьеру Черномырдину, который, не моргнув глазом, объявил, что «мы будем действовать по собственному сценарию». Но все-таки после этого в Белом Доме был включен свет и заработала канализация.
1 октября начались переговоры противостоящих сторон при посредничестве Московской Патриархии. Здравые политики предпринимали попытки использовать такое посредничество для снятия напряженности. Для ельцинистов же это была еще одна возможность облить грязью своих оппонентов. Они сознательно шли на обострение, не желая отступить ни на шаг.
Из газеты «Президент»: «… Нет оппозиции, есть откровенные фашисты, бандиты, погромщики, с которыми неприменимы язык дискуссий и парламентский протокол. Мы должны быть твердыми, а если потребуется, то и жестокими. Страна больна коммуно-фашистским раком, ей нужен хирург, а не бабки-шептуньи».
Несмотря на подписанные на переговорах протоколы, блокада Белого Дома усиливалась, количество войск вокруг парламента росло ежечасно. Переговоры были лишь способом отвлечь внимание, а также приобщить Патриархию к своим кровавым замыслам.
2 октября ельцинисты приступили к реализации своего преступного плана по уничтожению парламента.
Около 12 часов начался антиельцинский митинг на Смоленской площади, организованный депутатами Моссовета. Митинг был вытеснен частями МВД в сторону Киевского вокзала. Наиболее активных его участников омоновцы затаскивали в автобусы и избивали.
На Смоленской площади должен был состояться еще один митинг. Эстрада, подготовленная к празднованию 500-летия Арбата, стала помостом для ораторов оппозиции. Около 14.00 митинг был прерван нападением ОМОНа неизвестной принадлежности. Со стороны МИД отряд ОМОНа зашел в тыл к эстраде и набросился на собравшихся там людей. Несколько минут шло зверское избиение. Людей прижали к металлическим конструкциям эстрады и там, спасая свою жизнь, они взялись за обрезки арматуры, оставленной монтажниками. ОМОН бежал, унося раненных. На месте осталось лежать несколько участников митинга. Лужа крови отметила место гибели очередной жертвы режима. Против участников митинга ОМОНом были применены резиновые пули. Однако на месте столкновения была найдена и стреляная гильза от 9-мм патрона.
Пролитая кровь вызвала бурное негодование. Садовое Кольцо было перекрыто несколькими рядами баррикад, и митинг проходил под их прикрытием. С двух сторон вдоль баррикады выстроились фаланги ОМОНа со щитами и дубинками. Почувствовавшие эти дубинки на своем теле больше не желали повторной экзекуции и заготавливали камни. Когда ОМОН попытался придвинуться к баррикаде, его осыпали этими камнями. Та же участь постигла и водомет, который решил, как в майские дни, окропить митингующих и вызвать их на побоище. Командовал ОМОНом уже знакомый нам «специалист» – полковник Фекличев.
В тот день я прибыл сначала на митинг некоммунистической оппозиции на Лубянской площади. Системы оповещения толком налажено не было. Нас собралось около полусотни – с имперскими флагами. После митинга мы отправились на Смоленскую площадь, где только что закончилась бойня, и начали перегораживать Садовое кольцо. Я принял участие в этом деле и не удержался от общего порыва забросать наступающий ОМОН камнями. Там же я встретил никому не нужного председателя Моссовета Николая Гончара, который пытался найти свою роль в этом месиве событий. Противодействием мятежу в Моссовете руководил не он, а Юрий Петрович Седых-Бондаренко, которому Лужков не простил своего страха. Юрий Петрович, как и многие депутаты Моссовета, впоследствии был обречен на безработицу и лишен права участвовать в общественной жизни. Но до своей кончины он остался честным человеком, что должно цениться выше любых постов и почестей.
Днем 3 октября, в теплый солнечный день, состоялся захват сторонниками парламента здания мэрии и гостиницы «Мир», в которых находились оперативные штабы ГУВД Москвы и МВД России, а потом расстрел людей в «Останкино».
В послепутчевых интервью министр В. Ерин утверждал, что основная вооруженная часть милиции была отведена от мэрии якобы для передислокации. Но дело было совсем не так. Многие теперь считают, что это была намеренная провокация – соблазн легкой победы и втягивание защитников Белого Дома в силовую схватку, к которой они не были готовы, фактически оставаясь безоружными и беззащитными.
Около 14.00 на Октябрьской площади должен был состояться митинг. Ему препятствовали фаланги ОМОНа, организовавшие «котел», подобный тому, который был устроен 1 мая. На этот раз проход был оставлен только в сторону Крымского моста. Вытесняемые с площади люди, взбудораженные вчерашними событиями на Смоленскои площади, развернулись в демонстрацию, направившуюся к Белому Дому. На Крымском мосту их встретила цепочка ОМОНа из юнцов-новобранцев. Этот заслон был смят в несколько минут. Второй заслон, стоявшим за мостом у метро «Парк культуры», начал обстреливать прорвавшихся через первый заслон газовыми гранатами. Но это не только не остановило людей, но еще и заставило их преодолевать газовое облако бегом. Вид разгоняющейся толпы, вооруженной камнями и отнятым у омоновцев снаряжением, перепугал наемников номенклатуры до такой степени, что они, бросая технику, рассеялись. Удирающие «омоновозы» давили своих и чужих. Третий заслон перегородил путь демонстрантам на Смоленской площади. Их начали поливать из брандспойта и обстреливать газовыми гранатами. Зазвучали автоматные очереди. Однако взвинченная до предела толпа, разогретая успешным маршем и трусоватой уступчивостью ОМОНа, сходу смела плотное оцепление. В милицию полетели камни, построенную «черепаху» протаранил захваченный демонстрантами «КАМАЗ». Милиция, бросив блокированные машины, разбежалась.
Головная часть демонстрации, прорвавшейся к Белому Дому, распугала своим появлением часть оцепления парламента. «Спираль Бруно» была расцеплена, поливальные машины раздвинуты, блокада снята.
Вероятно, с испуга ОМОН предпринял попытку пресечь разблокирование парламента. В наушники омоновских раций пошла команда стрелять в людей. Те, кто прослушивал радиоэфир, отчетливо зафиксировали эту команду. И это был главный факт, который тщательно скрывали все последующие дни и месяцы: первые выстрелы по людям прозвучали из мэрии. Из-под пандуса мэрии, от входа в мэрию, из самой мэрии был открыт автоматный огонь. Следы пуль оставались на гранитных стенах пандуса, за которым залегли защитники парламента. Сомнений не было – стреляли не холостыми патронами. Убито 7 человек, в том числе и смешавшиеся с толпой работники МВД, пытавшиеся предотвратить расстрел (потом вина за их гибель будет возложена номенклатурным официозом на защитников парламента). Под огонь попали и вышедшие из парламента Ачалов и Баранников со своей охраной.
