История подвела все мнения об октябрьском мятеже к единому знаменателю. Заверять общественность в благотворности расстрела парламента уже становится просто неприлично. Большинство давно понимает всю фальшь подобных заверений. Эту фальшь чувствуют даже те, кто слал снаряд за снарядом в Белый дом, успокаивая себя соображениями о верности приказу.
Вот что говорил офицер, начавший понимать, что такое честь, только через пять лет после своего преступления:
«Врагу не пожелаю такого. С одной стороны – присяга, устав, приказ, а с другой – считай, что киллер на танке. Заказное убийство. Может, того самого депутата, в которого стреляли, я и избирал…».
«Понимал, что творим что-то неладное. Ведь стреляем в своих, русских… Я и сейчас твердо убежден – того побоища можно было избежать. Ведь и у президента, и у депутатов не задница же вместо головы! Неужели по-хорошему нельзя было договориться? Мы перед всем миром себя опозорили. И еще: стыдно служить в армии, которой управляют дегенераты…
Когда стояли на мосту, по внутренней связи периодически с механиком разговаривали. Он не меньше моего переживал. Говорит: «Командир, шкурой чую, загнали нас по верхнюю губу в говно, от которого не скоро отмоемся…».
«Потому я даже счастлив, что сегодня у меня нет наград «за образцовый расстрел российского парламента». «Если бы еще раз попробовать Чечню задавить – лучше туда бы поехал».
И, наконец, на вопрос: «Если завтра Верховный главнокомандующий все же прикажет дивизии вновь «восстанавливать в Москве конституционный порядок?» – ответ был таков: «Хрен ему. Дураков больше нет. Для этого есть другие войска, а мы уже под самую завязку этого дерьма нажрались. Но если кто-то из наших выйдет, то стрелять не будет. Бьюсь об заклад».
«Наш» убийца сентиментален. Убивает и комплексует, страдает, а потом эти страдания корреспонденту изливает…
Кстати, сентиментальность наталкивается на официальную линию МВД, согласно которой в каждом московском отделении милиции висят биографии милиционеров, которым посмертно присвоены ордена, за «восстановление конституционного порядка» вокруг Белого Дома. Убитые своими, они до сих пор числятся жертвами каких-то загадочных «боевиков».
События у мэрии и у «Останкино» 1993 года расследовала сотня следователей из самых разных регионов России. Руководитель следственной бригады, ссылаясь на гриф «секретно», ограничился заявлением, будто каждый случай гибели или ранения людей был полностью и объективно расследован, что, якобы, и стало основанием для амнистии всех участников событий. Таким образом, истинная подоплека событий пока лежит под спудом и ждет своего часа, чтобы расставить политические фигуры не по рангу, а по достоинству.
Генеральная прокуратура обнародовала некоторые промежуточные результаты расследования октябрьских событий. Официальная цифра погибших возросла на этот раз до цифры «не менее 150». Кроме того, в особое производство выделено 30 дел об убийствах и 466 по избиениям и ранениям. В деле остались фантазии о том, что «удалось разыскать» 926 единиц огнестрельного оружия («Ъ-Daily», 08.09.95).
В ноябре 1995 года четыре лжеца из числа участников мятежа 1993 года провели удивительную пресс-конференцию. На этой пресс-конференции журналисты не задали ни одного вопроса! А пресс-конференция была посвящена «круглому столу» под хитрым названием «Октябрь, 1993: война и мир». Так вот, на пресс-конференции ослабший по всем статьям Александр Брагинский (бывший вице-премьер у Лужкова, бывший депутат послепутчевой Госдумы, бывший депутат преданного им Моссовета, единственный задержанный после «штурма мэрии», затем председатель Научного Совета Москвы) говорил, что в октябре 1993 года Руцкой назначил себя президентом, что образовалась опасность прихода к руководству криминальных сил, что загипнотизированные люди готовили бутылки с зажигательной смесью, что при захвате здания мэрии сторонники парламента применили газ, а «уголовные по виду элементы били людей дубинками».
Другой враль, Андрей Нуйкин, говорил, что мятеж парламента начался еще в августе 1993 года, что в октябрьских событиях «ни один парламентарий не получил ни царапины», что «депутаты взяли в руки оружие и пошли убивать мирных людей», что сегодня нам грозит новый путч, в результате которого может быть установлен тиранический и террористический режим.
Позднее Брагинский выпустил за рубежом свои воспоминания о 1993 годе, где описывал, как ему скрутили руки не чем-нибудь, а специальными наручниками с шипами. Этими наручниками его, якобы, пытали в застенках Белого дома.
Слушая все это, можно было подумать, что перед нами просто больные люди. Их лечить надо, а они в парламентах заседают. Ведь этот параноидальный бред как раз и был причиной расстрела Белого дома в 1993 года!
Проходят годы, и правда о событиях 1993 года постепенно становится историей. Появился целый ряд воспоминаний очевидцев – Руцкого, Воронина, Челнокова и др. Но это все-таки очень бледные произведения по сравнению с «Анафемой», автор которой в то опасное для защитников Верховного Совета время, в 1994 году, предпочел остаться неизвестным. К тому же все прочие книги носят явно апологетический характер по отношению к собственной роли в октябрьской трагедии. История стирает из памяти все второстепенное, сотрет и это, разоблачая любое лукавство.
К событиям 1993 года меня многие годы возвращала надпись, сделанная на стене дома, вдоль которого часто лежал мой путь: «Лужков – убийца!». Надпись, сделанная мелом, в течение пяти лет была видна достаточно отчетливо, чтобы быть прочитанной любым прохожим. Словно длящаяся пощечина… Или приговор?
Борис Березовский в бесовщине 90-х
Среди соратников Ельцина, сыгравших решающую роль в его судьбе, выделяется Борис Абрамович Березовский или «БАБ» – по первым буквам фамилии, имени и отчества. Этот весьма талантливый персонаж, прежде чем стать акулой отечественного бизнеса и магистром «олигархов», а также ближайшим наушником президентской Семьи, окончил Московский лесотехнический институт и сделал себе карьеру ученого в Институте проблем управления, где в 37-летнем возрасте защитил докторскую диссертацию в области прикладной математики (обойдя собственно математику стороной), опубликовал ряд монографий и стал член-кором РАН (1991 г.).
Мальчик Боря был неглуп. Поэтому в лесотехническом институте решил заняться проблемами автоматизированных систем управления. Никто не знал что это такое, зато, говорили, что дело очень модное. В дальнейшем модная работа была дополнена большой общественной страдой в Совете молодых ученых и специалистов, где можно было делать карьеру независимо от ученых достижений. По мере погружения в общественные дела, оказалось, что наука Боре существенным образом «пофигу», а влечет его процесс человеческий – интрига, которую можно было плести, завивая судьбы людей в узелки, добиваясь того, чего не добьешься постижением научных истин. Инженер человеческих душ – вот профессия, которая оказалась Бориным призваньем.
Постепенно наука отошла для Березовского на второй план, а на первый вышла борьба за признание особой значимости полученных им, в общем-то, рядовых результатов. Тут и помогли наплетенные повсюду узелки человеческих связей, а также международные контакты, положенные для молодых ученых, которых будущий олигарх с некоторых пор стал курировать. Постепенно Березовский стал профессионалом – творцом в области человеческих отношений. Он понял, что и без всякой науки его признают специалистом во всем, если просто быть немного развязнее: фамильярно хлопать корифеев науки по плечу, говорить им «ты» на людях – среди тех, кто действительно имеет авторитет. Березовский, будучи рядовым мэнээсом, со стороны смотрелся близким приятелем со всякими профессорами и докторами, а также научными начальниками. Он научился превращать мнимые связи в реальные, мнимую влиятельность – в действительную. Потом это сильно помогло ему в бизнесе.
