Во вторник и четверг Хэрод совершил поездки на «Антуанетту», чтобы повидаться с Марией Чен, и занимался с ней любовью в шелковом безмолвии ее каюты. Перед тем как вернуться к вечерним праздничным мероприятиям, он решил поговорить с ней:
– Чем ты здесь занимаешься?
– Читаю, – сказала она. – Отвечаю на корреспонденцию. Иногда загораю.
– Видела Барента?
– Ни разу. Разве он не на острове вместе с тобой?
– Да, я видел его. Он занимает все западное крыло особняка – он и очередной человек дня. Мне просто интересно, приезжает ли он сюда?
– Волнуешься? – поинтересовалась Мария Чен, перекатившись на спину и откинув со щеки прядь темных волос – Или ревнуешь?
– Пошла ты к черту! – Хэрод вылез из кровати и голым направился к бару. – Лучше бы он трахал тебя. Тогда, по крайней мере, можно было бы понять, что происходит.
Мария Чен подошла сзади и обхватила его руками. Ее маленькая, идеальной формы грудь прижалась к его спине.
– Тони, – промолвила она, – ты лгун.
Хэрод раздраженно обернулся. Она прижалась к нему еще крепче и нежно провела рукой по его гениталиям.
– Ты ведь не хочешь, чтобы я была с кем-нибудь другим. Совсем не хочешь.
– Чушь! – огрызнулся Хэрод.
– Нет, – прошептала Мария и скользнула губами по его шее. – Это любовь. Ты любишь меня так же, как я люблю тебя.
– Меня никто не любит. – Он намеревался сказать это шутливым тоном, но получилось совсем наоборот.
– Я люблю тебя, – тихо произнесла она. – А ты любишь меня, Тони.
Он оттолкнул ее и закричал:
– Как ты можешь говорить это?
– Могу, потому что это правда.
– Но зачем мы любим друг друга?
– Потому что так нам суждено. – И Мария Чен снова потянула его к мягкой широкой постели.
Позднее, лежа в ее объятиях, слушая плеск воды и другие непонятные корабельные звуки, Хэрод вдруг почувствовал, что впервые за всю свою сознательную жизнь ничего не боится.
Бывший президент Соединенных Штатов отбыл в субботу после полуденного банкета на открытом воздухе, и к семи вечера на острове остались лишь приспешники средней руки, бесцеремонные и прожорливые, в обтягивающих блестящих костюмах и дорогих джинсах. Хэрод решил, что самое время возвращаться на материк.
– Охота начинается завтра, – заметил Саттер. – Неужели ты хочешь пропустить это развлечение?
– Я не хочу пропустить приезд Вилли. Барент по-прежнему уверен, что он приедет?
– До захода солнца, – кивнул Саттер. – Такова была последняя договоренность. Джозеф слишком скромничал относительно того, как он связывается с мистером Борденом. Чересчур скромничал. По-моему, брата Кристиана это начало раздражать.
– Это проблемы Кеплера. – Хэрод поднялся на палубу катера.
– Ты уверен, что нужно привезти дополнительных суррогатов? – осведомился преподобный Саттер. – У нас их предостаточно в общем загоне. Все молодые, сильные, здоровые. Большинство – из моего центра реабилитации для беженцев. Там даже женщин хватит для тебя, Энтони.
– Я хочу иметь парочку собственных, – ответил Хэрод. – Вернусь сегодня вечером. Самое позднее – завтра утром.
– Ну что ж. – Глаза Саттера странно блеснули. – Я бы не хотел, чтобы ты что-нибудь пропустил. Возможно, этот год будет особенным.
Хэрод кивнул, мотор катера заработал, и он, мягко отплыв от причала, начал набирать скорость, как только оказался за пределами волнорезов. Яхта Барента оставалась единственным крупным судном, если не считать пикетировавших остров катеров и удалявшегося миноносца. Как обычно, им навстречу выехала лодка с вооруженной охраной, которая, визуально опознав Хэрода, последовала за ними к яхте. Мария Чен с сумкой в руке уже ждала у трапа.
Ночная поездка на берег оказалась гораздо спокойнее, чем предыдущее плаванье. Хэрод заранее заказал машину, и за верфью Барента его ждал небольшой «мерседес» – любезность со стороны Фонда западного наследия.
Они свернули на семнадцатое шоссе к Южному порту, а последние тридцать миль до Саванны проделали по автостраде.
– Почему в Саванне? – поинтересовалась Мария Чен.
– Они не сказали. Парень по телефону просто объяснил мне, где остановиться – у канала на окраине города.
– И ты думаешь, это был тот самый человек, который тебя похитил?
– Да, – кивнул Хэрод. – Я уверен в этом. Тот же самый акцент.
– Ты продолжаешь считать, что это дело рук Вилли? – спросила Мария Чен.
Хэрод с минуту ехал молча, затем тихо сказал:
– Да. И я могу найти этому только одно объяснение. Барент и остальные уже имеют возможность поставлять в загон обработанных людей, если им это требуется. А Вилли нужен помощник.
– И ты готов участвовать в этом? Ты по-прежнему лоялен к Вилли Бордену?
– К черту лояльность! – огрызнулся Хэрод. – Барент отправил Хейнса ко мне в дом, избил тебя, просто чтобы покрепче натянуть мой поводок. Со мной еще никто так не поступал. Если у Вилли есть свои планы, какая разница? Пусть делает, что хочет.
– Но это может оказаться опасным.
– Ты имеешь в виду суррогатов? – спросил Хэрод. – Не вижу, каким образом. Мы удостоверимся, что они безоружны, а когда они окажутся на острове, с ними вообще не будет никаких проблем. Даже победитель этих пятидневных олимпийских игр заканчивает свою жизнь под корнями мангровых деревьев на старом рабском кладбище где-то на острове.
– Так что же Вилли пытается сделать? – спросила Мария.
– Проучить меня. – Хэрод выехал на эстакаду. – Единственное, что мы можем, это наблюдать и пытаться выжить. Кстати, ты захватила браунинг?
Мария Чен достала из сумки револьвер и передала его Хэроду. Ведя машину одной рукой, он снял предохранитель, проверил оружие и засунул его под ремень, прикрыв свободной гавайской рубашкой.
– Ненавижу оружие, – бесцветным голосом произнесла Мария Чен.
– Я тоже, – сказал Хэрод. – Но есть люди, которых я ненавижу еще больше, и один из них – этот негодяй в капюшоне с польским акцентом. Если он окажется тем самым суррогатом, которого Вилли хочет отправить на остров, мне придется очень постараться, чтобы не вышибить ему мозги по дороге.
– Вилли это не понравится, – заметила Мария Чен. Хэрод кивнул и свернул на боковую дорогу, идущую вдоль заросшего берега канала к заброшенной пристани. Их уже ждали. Он остановился, недоезжая шестидесяти футов, как было условлено, и помигал фарами. Из машины впереди вышли мужчина и женщина и медленно направились к ним.
– Мне надоело беспокоиться, что понравится Вилли, Баренту или еще кому-нибудь, – сквозь зубы произнес Хэрод.
