Комендант лагеря согласился с этой программой, но по поводу улучшенного обеда для солдат очень удивлялся и долго пожимал своими худыми плечами.
К этому празднику церковь-столовая была украшена зеленью и цветами, а к потолку привешена была художественной работы (штабс-капитана Соловкина) большая люстра.
Для того чтобы обставить молебен, произнесение «здравицы» и пение гимна более торжественно и доступно для всех офицеров лагеря (в столовой могли поместиться не более ста человек), решено было молебен служить на средней площадке парадной лестницы.
6 декабря, по окончании обедни в церкви, все военнопленные русские и представители от других союзных государств собрались на парадной лестнице и на коридорах, примыкающих к ней. Из церкви двинулся крестный ход на среднюю площадку лестницы.
На площадке, когда иконы поставлены были для молебна на украшенном цветами месте, иеромонах о. Назарий произнес прочувствованное слово на тему о любви к Родине и Государю, где бы и при каких бы обстоятельствах то ни было. Начался молебен Святителю Николаю.
Богослужение, видимо, произвело сильное впечатление на всех, не исключая и присутствовавших на нем французов, англичан и бельгийцев. Немцы (гауптман, лейтенант, переводчики и прочая администрация), все в парадной форме и в касках, сосредоточенно прислушивались к мотивам и словам молитв.
По окончании молебна старший в лагере произнес «здравицу» Государю Императору, громкое «ура» потрясло своды здания, полились звуки «Боже, Царя храни!», причем немцы держали руки у каски (отдали честь). Воодушевленные, расходились мы после молебна, вспоминая все пережитое в этот день. Для нижних чинов устроен был улучшенный обед в нашей столовой.
Немцы в местной газете отметили Богослужение и празднование нами именин своего Государя, подчеркнув, что и в России должны пленным немцам позволить свободно праздновать день рождения их кайзера.
Неудобства при отправлении Богослужения в столовой заставили меня, как ктитора, искать отдельное помещение для устройства постоянного храма.
Очень хотелось иметь такое постоянное место для молитвы, где никто бы не нарушал его святости и мы никого бы не стесняли. И вот скоро Господь все устроил!
По настоянию сестры милосердия (см. выше), ввиду наступивших морозов помещение для солдат (пленных) на чердаке без печей было освобождено, и солдаты помещены в отапливаемых комнатах. Освобожденный чердак был обширным и высоким, и я, побывав здесь, сразу загорелся мыслью во что бы то ни стало перенести церковь; хотя здесь было очень холодно, но ведь можно, думал я, поставить здесь переносные печи, забить все щели и лишние окошечки. Расположение храма уже рисовалось в моем воображении!
Прежде всего привел я сюда нашего батюшку о. Назария; долго мы ходили с ним по чердаку, мысленно примеряя, как можно расположить здесь части храма. Получив его одобрение и заручившись согласием старшего в лагере, я отправился сначала к добрейшему лейтенанту Шварцу и попросил его протекции у коменданта на согласие отвести пустой чердак для устройства здесь нашей церкви.
Подготовив таким образом «почву», на другой день, вместе с переводчиком, я отправился к майору.
Я объяснил коменданту все неудобство и стеснение при отправлении Богослужения в столовой (рядом кантина, где пили вино и пиво) не только для нас, православных (оскорбление чувства и святости места), но и для офицеров других исповеданий (лишение, хотя и на короткое время, столовой и кантины). Майор, видимо подготовленный, на мою просьбу согласился, но обставил согласие некоторыми условиями, а именно: переносные печи ставить на чердаки не разрешил, обязал меня поставить две больших бочки с водой; каждый раз после Богослужения запирать чердак и ключ сдавать в комендатуру, и вообще, быть лицом, ответственным за это помещение в отношении порядка и пожара; о каждом Богослужении давать знать в комендатуру, чтобы присутствовал переводчик, и т. п.
Для устройства церкви на чердаке я пригласил и ранее помогавших мне: подъесаула Н. М. Семенова и подпоручика В. И. Отрешко, а также оружейного мастера В. И. Николаева. Мы составили смету на материалы, необходимые для иконостаса, алтаря и прочего, согласно намеченному нами плану будущего храма-чердака.
Главное, чего недоставало, это православных икон и восковых свечей, и я написал сестре своей С. А. Успенской в Москву хлопотать о высылке нам таковых для церкви. С такой же просьбой я обратился к своему однополчанину полковнику К. В. Крикмейеру, полковнику Я. Е. Шебуранову, надворному советнику Н. А. Жуковскому и прапорщику Н. В. Синицыну, причем просил их также позаботиться заранее о выписке для будущих Богослужений на Страстной неделе плащаницы; посылки и письма шли туда и обратно не менее двух месяцев, и поэтому мы с о. Назарием решили пока что выписать для церкви несколько священных картин из Бреславля (каталог картин уже находился у меня). Кроме того, выписанную для себя картину Сикстинской Мадонны Рафаэля в красках (копии), за неимением православных икон, пожертвовал в церковь.
Работа закипела. Подъесаул Семенов создал красивый иконостас. Царские врата в русском стиле, художественной работы, выполнили он и поручик Отрешко. В помощь им в работе я пригласил еще некоторых офицеров для резьбы по картону; плотничную работу взяли на себя полковники Я. Е. Шебуранов и В. И. Николаев.
Оставалось несколько дней до Рождества Христова, и поэтому мы усиленно спешили устроить храм к празднику.
Наконец, в сочельник все главное было окончено. Чердак нельзя было узнать, получилась оригинальная уютная церковь с чердачными стропилами и балками, очень изящная: иконостас голубого цвета, украшенный художественной работы посеребренными орнаментами, такие же Царские врата с крестом и сиянием, резные южные и северные двери – все в русском стиле; над алтарем повесили образ Мадонны в деревянной красивой раме (ручная работа группы офицеров); запрестольный крест и белый (эмалированной краски) семисвечник – работы полковников Я. Е. Шебуранова и В. В. Орехова; на иконостасе иконы (католического письма): Спасителя в терновом венце и Богоматери – «Неустающей помощи», у южных дверей на дереве образ Св. Николая Чудотворца; левее – бумажный образок Казанской Божией Матери. Других образов не было, но я ожидал получения их из России. Вскоре я и получил образ Рождества Христова (от семьи полковника Крикмейера); быстро приготовили к нему изящную, мозаичной работы, раму: георгиевская лента с крестиками по углам – работа капитана Басова.
Позолоченное паникадило, резное из картона, повесили посредине церкви, соорудили еще две люстры из металлических кругов от ламповых абажуров, любезно подаренных квартирмистром лагеря. Это был скромный и добродушный человек, он же помог мне устроить для церкви газовое освещение и наверху чердака – деревянные хоры для певчих.
Я помню, как он отказался от вознаграждения рабочих, привозивших из лесного склада доски.
«Не нужно, это для Бога, Бог у нас один», – сказал он.
Вообще, если что-нибудь нужно было достать или устроить для церкви, я всегда обращался к нему, видя его искреннее желание помочь нам – пленным.
