Помню, что мне много аплодировали.
Ведь так всем нам хотелось верить, что «вернется на землю любовь»! Какими наивными были наши мечты о любви и скором мире на земле, показала впоследствии жестокая действительность!
Первые лекции и литературно-музыкальные вечера в конце 1916 года устраивались на чердаке, в бывшем летнем помещении денщиков (английских и французских). Небольшая, совершенно неотапливаемая комната. Сюда приносили снизу, из жилых комнат, табуретки и стулья, впереди устроили эстраду и на ней водрузили взятое в местечке напрокат пианино.
Первые вечера ограничивались игрой на пианино, сольными номерами пения и мелодекламацией. Особенно отличался прекрасный пианист штабс-капитан Ольшевский, сольная игра которого доставляла большое наслаждение. Выступали с пением и декламацией офицеры-любители: русские и французы.
Вначале все это было плохо организовано. Часто об устраиваемом вечере не все в лагере знали. Помещение было тесное, и некоторым из публики приходилось стоять. Тем не менее, такие вечера постепенно стали публике все больше и больше нравиться.
Когда новый комендант разрешил устройство спектаклей в манеже для целого лагеря, первыми пожелали устроить общественный спектакль французы.
Закупив в местечке необходимый материал, они устроили в манеже сцену, поставили декорации и повесили занавес. Первый спектакль их был не особенно удачен. Они поставили отдельные сцены из большой пьесы Мольера, сцены без начала и не по порядку, т. е. без всякой связи между собой. Пьеса шла на французском языке и, хотя для русских офицеров было написано «либретто» по-русски, – спектакль не понравился. Но французы этим спектаклем возродили в нас соревнование. Явилась мысль сорганизовать в плену большой музыкально-драматический кружок. Музыкальные силы были налицо. Кроме штабс-капитана Ольшевского, оказались прекрасные музыканты и на разных инструментах среди французских офицеров (даже два полковника). В плен попали с нами два русских капельмейстера, и, таким образом, сорганизовался из офицеров оркестр, сначала духовой, а потом и струнный.
Наступил 1917 год. Прапорщик А. А. Смирнов, не ожидая, пока мы соорудим свою сцену в манеже (построенная французами сцена оказалась неудобной, и после первого спектакля они сами ее разобрали), устроил 2 января (ст. ст.) спектакль с участием любителей-артистов – русских, французов и англичан – на той же маленькой сцене на чердаке.
В музыкальном отделении участвовал наш хор под управлением капитана Генерального штаба В. В. Добрынина и духовой оркестр, с участием французов и англичан.
Вот сохранившаяся у меня программа этого интересного вечера:
III Исполнительное собрание 2/15.II.1917 г.
I.
I
а) Главач: «Проторила я тропинку».
b) Попурри из русск. песен, аранжировка В. В. Добрынина, исполняет хор под управлением В. В. Добрынина.
II Надсон: «Христианка»; прочтет под музыку А. А. Успенский.
III Кампанич: «Видишь, как месяц ясен». Дуэт, исполняют гг. Дружинин и Рыбаков.
IV Гольтерман: «Ноктюрн», исполняет г‑н Терц.
V Бородин: ария из оперы «Князь Игорь», исполняет А. А. Бабин.
VI
а) Шопен: «Полонез A‑dur».
b) Григ: «Менуэт из сонаты E-moll», исп. Е. Ольшевский.
c) Мендельсон: «Баркаролла».
VII
а) Старке: «Марш».
b) Аллетер: «Интермеццо».
c) Шнейдер: «Прекрасная Андалузка», вальс.
d) Келлер-Бела; «Французская увертюра», исп. оркестр под упр. К. Н. Максимова.
Антракт 30 минут.
II.
«В Таверне»
интернациональное представление с пением и танцами.
Действующие лица:
Хозяин таверны – г. Полежаев.
Джильда, его дочь – г. Скуратов.
Апаш – г. Francisse.
Апашка – г. Кондратьев.
Беппо, ее возлюбленный – г. Ольшевский.
Французские матросы
Bourbon – m. Bourbon.
Garin – m. Garin.
Judge, английский матрос – m. Judge.
Русские матросы
Смирнов – г. Смирнов.
Кондратьев – г. Кондратьев.
Музыканты: г. Андерсон, г. Петровский, г. Померанцев, г. Юрке.
Дживанни – г. Бабин (за сценой).
Декорация – гг. Майкова, Полежаева, Орехова и Команецкого.
Костюмы и парики из Бреславля.
Режиссер А. Смирнов.
В первом отделении особенный успех имел наш хор, многие песни были бисированы; надо знать, что нот в лагере не было и В. В. Добрынин аранжировал чудные русские песни на память. Во втором отделении шумный успех имело представление «В таверне», действительно интернациональное: участники этой веселой вещицы были и русские, и французы, и англичане. Все они играли и пели на своем родном языке, а национальными плясками вызвали у публики бурю восторга! Единственную женскую роль «В таверне» исполнил один миловидный молодой офицер (Джильда – Скуратов), настолько удачно, что в кружке явилась мысль ставить пьесы и с женскими ролями.
III. Большая сцена
Я – режиссер и актер. Исполнители женских ролей – офицеры. Из репертуара интимного театра.
Работа по созданию большой сцены в манеже шла «вовсю». Нужно отдать справедливость комендатуре, она во главе с симпатичным комендантом широко шла нам в этом деле навстречу; так, по протекции коменданта мы получали для своих спектаклей по баснословно дешевой цене и парики, и костюмы, и бутафорию из Бреславльской оперы, которая в это время была закрыта. Присылалось все это аккуратно упакованное в специальных ящиках. Срок пользования – двое суток, так что мы успевали отыграть в них два вечера: генеральную репетицию и самый спектакль.
Вспоминаю я свое личное участие по постановке спектаклей как режиссера и как участника-актера. На приглашение офицеров стать во главе кружка и участвовать в спектаклях я согласился не сразу. Сначала мне казалось недостойным звания офицера «играть комедию» в плену, в то время когда там, на фронте, наши братья – наши соотечественники – проливают кровь, и я категорически отказался участвовать в первых литературно-музыкальных вечеринках на чердаке. Но потом, когда я увидел, что офицеры в плену от тоски и скуки стали пьянствовать, отравляя уксусным вином свое и без того надорванное голоданием здоровье, когда офицеры стали покушаться на самоубийства, – я понял, что общественными спектаклями, концертами и лекциями можно принести громадную пользу для страждущего в тоске плена офицерства, и решил внести в эту культурную работу и свою лепту.
