– Да, на острове Святой Елены, там был и похоронен. Могилу его тщательно охраняли, словно бы боялись, что он поднимется – круглые сутки при ней стоял часовой с ружьём…
– С винтовкой, наверное, товарищ лейтенант?
– С ружьём. Винтовок тогда ещё не было.
– А зачем, спрашивается, это нужно было?
– Пыль в глаза пускали. Часовые были английские… Через девятнадцать лет французский король Луи-Филипп решил перевезти прах Наполеона в Париж. Могилу вскрыли, а Наполеон лежит в гробу, как живой – совершенно не тронут тлением. Одежда на нём вся сопрела, превратилась в лохмотья, а он лежит цел-целёхонек… Вот загадка природы!
– Это не загадка природы, товарищ лейтенант, это означает, что Наполеон – святой, а его тело – нетленное. У всех святых тела – нетленные.
– Может быть, может быть, – задумчиво произнёс лейтенант. – Я в этом, к сожалению, не разбираюсь.
– Русь на вере стоит… Если бы не было веры, не было бы и нас с вами, – убеждённо произнёс Ломоносов. – Чайку бы!
Лейтенант отрицательно качнул головой – он минут двадцать назад подробно исследовал немецкую карту и ни синих жилок – рек и ручьёв, ни голубых пятен – озёр и бочагов на зелёном пространстве карты не обнаружил. Так что остатки воды, которые плещутся у них во фляжках, пускать на чай не резон – вдруг завтра не удастся набрать воды? Вот тогда они будут петь песни всухую, запивать и заедать их пылью.
– Потерпи, Ломоносов. Вода у нас с тобою сейчас дороже еды, – Чердынцев разгрёб песок у костра, похлопал по земле ладонью – за день землица нагрелась, тёплая, а вот часа через два уже будет стынь стынью. А у них с маленьким солдатом ни плащ-палатки, ни накидки, ни просто куска брезента, чтобы подстелить под себя. – Давай отдыхать. Вставать придётся на рассвете.
Ломоносов закряхтел, будто усталый, согбенный жизнью старичок, также обхлопал пространство рядом с собою ладонями. Лейтенант подумал, что неплохо бы одному из них пободрствовать, и так, сменяя друг друга, всю ночь, до утра, но слишком мало их, было бы хотя бы человека четыре – тогда другое дело.
Он поворочался немного, укладываясь поудобнее, подложил под голову фуражку, поворочался ещё несколько минут и уснул. Автомат положил рядом, на расстоянии полуметра, чтобы можно было в любую секунду дотянуться до него.
Сон лейтенанта был светлым. В этом возрасте вообще все сны бывают светлыми – обязательно видится что-нибудь хорошее, – лейтенант во сне улыбался… Так оно и было – он видел самого себя в безмятежном счастливом детстве, видел маму Ираиду Петровну, видел, что наряжен в любимые клетчатые брюки английского производства, купленные в бывшем торгсиновском магазине, ставшем комиссионным, за какую-то смешную цену, видел, что безымянный палец на правой руке у него украшен алюминиевым колечком, которое он выиграл в «зоску» у Мишки Соломатина, давнего своего школьного недруга…
Господи, неужели всё это было когда-то на самом деле, а теперь мерещится ему во сне? Или всё-таки ничего не было? Чердынцев, не просыпаясь, застонал.
Маленький солдат на стон немедленно среагировал, приподнял голову – сказались охотничьи навыки, – огляделся. Лейтенант спал на боку, в детской позе, засунув ладони между коленями, раскрыв рот и в странном каком-то неестественном напряжении сведя вместе брови. Именно брови, превратившиеся в одну длинную шерстистую гусеницу, придавали его лицу выражение бодрствующего человека.
В лесу царила тишина. Ни птиц, ни сверчков, ни каких-нибудь ночных кузнечиков не было слышно, будто вымерли все они – нич-чего и ник-кого. Лейтенант снова застонал – встревоженно, едва слышно, словно увидел во сне врага и хотел предупредить об этом маленького солдата.
Ломоносов зевнул и потряс командира за плечо.
– Перевернитесь на другой бок, товарищ лейтенант!
Тот встрепенулся и, не открывая глаз, схватился за автомат.
– Что?
– Вы стонете во сне, товарищ лейтенант. Перевернитесь на другой бок.
Лейтенант, по-прежнему не открывая глаз, опустил автомат на песок.
– Сон страшный привиделся?
– Совсем наоборот… – едва слышно произнёс лейтенант и перевернулся на другой бок. Глаз он так и не открыл.
Где-то далеко, в лесной глуби раздался выстрел, пронёсся над землёй и угас, закатившись за край земли – это был единственный звук из всех, что могли вызвать тревогу. Впрочем, тишина тоже способна вызвать в человеке тревогу. Более того, тишина может быть гораздо опаснее самых громких звуков. Ломоносов знал это хорошо. Знал и лейтенант.
Находясь во сне, он думал о том, почему им не встретился ни один из наших отступающих солдат, ведь много должно откатываться от границы и тем не менее… Ну хотя бы один человечек попался, и то было бы легче. Но чего не было, того не было – отступали Чердынцев с маленьким солдатом вдвоём…
Мотоцикл пришлось бросить – бензином они так и не разжились, – ни одинокие наездники на одышливых БМВ и БСА, которых можно было бы сшибить с сиденья, им не попались по пути, ни брошенные машины с баками, полными бензина, – хотя в двух местах встретились две издырявленные помятые «эмки», похожие друг на дружку, словно две лепёшки, вынутые из одной духовки, но в баках их не было ни капли горючего, всё израсходовали, в разбитых полуторках, тоже повстречавшихся в пути, они не нашли ничего похожего на бензин – баки полуторок были также удручающе пусты, – в общем, мотоцикл пришлось бросить.
– Жалко, – маленький солдат, обиженно вздохнув, поскрёб одним пальцем затылок.
– Жалко, – согласился с ним лейтенант, – но не на себе же это железо тащить. – Он прощально хлопнул мотоцикл по мягкому резиновому сиденью, под резиной скрипнули пружины. – Спасибо, брат, за подмогу.
Пулемёт они сняли с люльки – нести его на себе было несподручно, слишком тяжёл, лейтенант выбил из него затвор и утопил в чёрном заиленном озере, около которого они остановились, туда же швырнули и пулемёт. Маленький солдат привычно шмыгнул носом и отряхнул руки, в глазах его вспыхнуло и тут же погасло сожалеющее выражение.
– Вот и всё, – сказал он, – отстрелялись.
Продукты тоже здорово пошли на убыль – с каждым обедом трофейные «сидоры» становились всё легче и тощее, а пополнения провианта не было.
– Ну, Ломоносов, чего там тебе подсказывает твоё сверхчувствительное обоняние? – спросил лейтенант у маленького солдата.
Ломоносов ухватил пальцами нос-пуговку, отвёл его в одну сторону, потом в другую, проговорил виновато:
– Продукты в округе есть, товарищ лейтенант, только взять их невозможно.
Самое главное, им и немцы теперь не попадались – двигались немцы в стороне, по шоссе и большим трактом, в глубину лесов, в болота и песчаные лощины они не заглядывали, не до того им было, главное для них – захватить побольше пространства, закрепиться, чтобы не выковырнули, а разные огороды с дождевыми червями и сараями для лопат, да болота с зелёными бородатыми чертями – это потом, потом… Сейчас важно не потерять скорость натиска.
