— Здесь, в этом домике, сейчас кто-нибудь обитает? — спросил тот, кого Курбанов нарек «решительным».
— Кажется, нет.
— Неплохая была бы «фазендочка».
— Говорят, для генсеков строили.
— Каких еще генсеков?! — не понял Решительный.
— Ну, тех, из забугорья. Чтобы, в случае чего, было где отсиживаться.
— А что, решение правильное. Местечко прямо-таки убойное. Выставить дополнительную охрану — и никакая вражеская агентура их здесь не достанет.
Выждав, пока патруль уберется, Виктор еще несколько минут прислушивался к отдаляющимся голосам, затем неслышно приблизился к калитке и достал небольшую связку ключей. Один внутренний замок, второй… «А толку? Перемахнул через забор — и все прелести!»
Тщательно заперев потом оба замка, Курбанов осветил особняк. Два П-подобных этажа, мансарда, башенки с налетом псевдоготики. Что-то среднее между неудачно задуманным рыцарским замком и слишком «фортифицированной» дворянской усадьбой. Мощная дубовая дверь. Мощные решетки на окнах первого этажа, окна-бойницы на втором.
Обойдя свой «Курбанобург», майор остался доволен осмотром — особенно тем, что у особняка оказалось три выхода, — и углубился в свои владения.
Первое, что поразило Виктора, — никакой исторической архаики: современная мебель, современные ковры, два — по одному на этаж — японских телевизора. Ну, еще холодильники, телефоны, которыми ему вряд ли позволительно будет пользоваться; как и несколькими комнатами, ключей от которых у него не обнаружилось.
Полковник Буров не обманул: на столе Курбанова ждал конверт, в котором лежало столько денег, в долларах, сколько ему пришлось бы зарабатывать в течение года, и записка: «Майор Курбанов, Ваша комната — справа от холла. Там все, что необходимо для жизни. Запасы продовольствия в холодильнике — на неделю. В виде дополнительного пайка».
«Дополнительного? Значит, будет и основной?! Такая вилла меня устраивает, маз-зурка при свечах!».
«Отвечать только на звонки красного телефона, — продолжил он чтение записки, — который стоит в вашей комнате. Остальные Вас интересовать не должны. Телевизор, ванна и все прочее — в Вашем распоряжении. Окно комнаты всегда должно быть зашторенным. Входную дверь открывать только когда прозвучат три звонка, после которых последует три стука в окно Вашей “кельи”. Обратите внимание на подобранные для Вас книги, которые стоят на полке, висящей над Вашей кроватью. Настоятельно советуем изучить их (подчеркнуто) — самым внимательным образом. Приятного времяпрепровождения».
Подписи не последовало. Но почерк был откровенно женским. «Если и впредь мною будет заниматься женщина, — сладострастно подытожил Курбанов, — “времяпрепровождение” в самом деле может быть приятным, маз-зурка при свечах!»
Осмотрев богато обставленные комнаты, роскошную ванну и не менее роскошный спортзал с небольшим бассейном, камином и искусственными пальмами в кадках, Курбанов вернулся к себе в «келью» и, так и не воспользовавшись ни одним из обнаруженных символов «мелкобуржуазной роскоши», не раздеваясь, уснул в глубоком, пухово-мягком кресле. Однако проспал не более часа.
Проснувшись от какой-то неясной тревоги, словно задремавший на посту часовой, он прислушался к голосам за окном. Судя по всему, они принадлежали тем двоим патрульным, с которыми он чуть было ни столкнулся на аллейке. Однако теперь они его не интересовали, так или иначе утром ему предстояло выйти из добровольного подполья и явиться местному бомонду.
15
Главный идеолог партии в очередной раз успокоил Банникова и резким жестом усмирил полковника Бурова, чтобы вновь обратить свой взор на генсек-президента. И не существовало слов, которыми он мог бы выразить все то, чем преисполнен был этот взгляд.
Однако первым все же заговорил член Политбюро Вальяжнин.
— Поймите, Владимир Андреевич, существуют ситуации, при которых варианты не предусмотрены. Сейчас мы в одном из таких исторических тупиков. Поскольку в этот роковой для страны час вы решительно отказались принимать на себя ответственность за ее судьбу, за вами — последний ход.
— …И тоже роковой, — проворчал Дробин. — Так уж ложится ваша карта.
Еще несколько минут назад ему, руководителю аппарата Президента, казалось, что основной диалог с Русаковым состоится именно у него, как человека наиболее приближенного по службе. Исходя из этого, его и включали в состав «доросской группы». Но теперь Дробин явственно чувствовал, что инициатива постепенно переходит к Банникову и Вальяжнину.
— Ну, знаете ли, — по-дирижерски, обеими руками, принялся жестикулировать генсек-президент, — это еще надо посмотреть, как и для кого в судьбоносное время эта карта ляжет.
— Ваш гражданский и партийный долг, — в свою очередь, входил в охотничий раж Вальяжнин, — передать свои полномочия вице-президенту Ненашеву, как это, собственно, и предусмотрено Конституцией, и подать заявление об отставке… Мы считаем, что иного решения просто быть не может. И ничего другого от вас не требуется. Понятно, что без достойной должности вас не оставят.
— «Мы»?! Кто это «мы»?! — вновь завелся Русаков. — От чьего имени вы говорите? Кто принял решение о том, что я должен подать в отставку? Кто вообще, в принципе, имеет право решать подобные вопросы?! Для начала, назовите людей, которые уполномочили вас на эти переговоры и приняли решение о моей отставке.
Вальяжнин почему-то оглянулся на Банникова, но тот сидел с солдафонской непроницаемостью на лице, одинаково готовый и к тому, чтобы вновь наброситься на Президента с казарменным матом, и к тому, чтобы попросту подняться и уйти. Единственно, к чему он совершенно не был готов, так это к ответу на простой, словно потертая портупея взводного, вопрос: «Кто же все-таки это решил, — что Президент должен подать в отставку?», заданный вконец разболтавшимся, словно заумствующий новобранец, Русаковым.
— Я бы еще мог понять, если бы об этом со мной говорили Председатель Верховного Совета, министр обороны, председатель госбезопасности, — все увереннее парировал генсек-президент. — Кстати, где они? Почему не прилетели эти товарищи?
— Да какое это имеет значение, где они сейчас находятся?! — взревел Банников. — Мы-то здесь! И от чьего имени, по вашему мнению, мы говорим?! От своего, что ли?! Конечно, от своего — тоже, но надо же понимать…
— Его, видите ли, наш ранг не устраивает, — глухо возмутился Вальяжнин. — Кстати, хочу напомнить вам, господин Русаков, — употребил он это свое «господин», словно перчатку в лицо швырнул, — что перед вами — член Политбюро.
— Мне же почему-то кажется, что передо мной — очередной экземпляр кадровой недоработки, — решил Русаков, что терять ему больше нечего и что самое время, в свою очередь, напомнить всем присутствующим «кто есть ху». — Причем самый убедительный ее пример.
— Не думайте, что я оскорблюсь и уйду, не добившись своего, — огрызнулся Вальяжнин. — Подпишете вы в конце концов указ о введении чрезвычайного положения?!
