— Но у вас же есть под рукой вице-президент страны, — едва слышно, и как бы между прочим, проговорил Русаков, убедившись, что теперь они с Вежиновым в самом деле остались один на один. — Очень уместно кто-то из вас упоминал здесь о Ненашеве.
— Да это же!.. Кто такой Ненашев? Кто его всерьез воспримет в такое время?
— Не будем сейчас о его личных качествах, — предостерегающе поднял руку Русаков. — Это вопрос не сегодняшней повестки. Но формально я пока еще в отпуске. Что вам мешает решать кое-какие вопросы с ним?
Вежинов поначалу онемел от удивления, а затем подозрительно как-то взглянул на Президента. Ему не верилось, что Русаков так вот, просто, а главное, очень быстро, мог сломаться. Причем сломаться именно тогда, когда «группа товарищей», по существу, смирилась со своим поражением. Немудрено, что в его совете опытный аппаратчик усмотрел некий подвох, смысла которого разгадать пока что не сумел.
— То есть вы как бы согласны передать на время свои президентские полномочия вице-президенту Ненашеву?
— «Вот именно: как бы…» Все равно с этого поста его следует убирать.
— О чем я не раз говорил на заседаниях Политбюро, хотя меня почему-то не поддерживали.
— Возможно, потому, что у вас было много желания при полном отсутствии оснований. А после нынешних событий у вас появятся очень веские основания для этого кадрового вопроса, — криво улыбнулся генсек-президент.
Услышав его слова, Вежинов на несколько мгновений запрокинул голову и закрыл глаза. Президент не только давал согласие на сотрудничество с инициативной группой «чрезвычайщиков», но и подсказывал, как узаконить самые крутые меры по наведению порядка в стране. Так что еще нужно Корягину и Лукашову, чтобы действовать теперь быстро и решительно?
— По поводу Ненашева — это вы, товарищ Президент, решили правильно, а главное, в рамках Конституции. Но возникает один момент: вам следует письменно подтвердить эту самую передачу полномочий вице-президенту страны, что сняло бы массу ненужных вопросов. И в союзных республиках, и в прессе.
— У меня создается впечатление, — все так же, сквозь полусжатые зубы, проговорил генсек-президент, — что вы, Игорь Семенович, так ничего и не поняли.
— …Кроме того, что письменного согласия на передачу полномочий вы не дадите.
Взгляды их на какое-то мгновение встретились и тут же разошлись.
— Да, если честно, не хотелось бы опираться на этого вице-пьяницу, — проворчал «отпетый идеолог».
— Но и ЦК, — тем более, так вот, открыто, — тоже не следует брать на себя ответственность за все то, что может произойти во время «чрезвычайки». А произойти может всякое. И руководство партии должно стоять как бы в стороне, пусть этим занимаются силовики, с которыми всегда можно разобраться и с которых можно спросить. Это я вам уже говорю как генсек.
— Но вы же слышали. Силовики сами не решатся. Каждый из них желает прикрыть свою задницу чьим-то приказом.
— Вот и пусть прикрывают… мудрыми указаниями вице-президента.
— В крайнем случае можно будет списать на то, что Ненашев в очередной раз оказался в нетрезвом состоянии, — заговорщицки осклабился «отпетый идеолог».
«…Просто с самого начала разговор следовало вести только мне, чтобы тет-а-тет! — истолковал он причину неудачного наскока “группы товарищей”. — Понятно же, что при таком табуне, в присутствии сразу четверых военных, подобные вопросы не решаются!»
— Только не позволяйте ему войти в роль по-настоящему, — вдруг забеспокоился генсек-президент. — Иначе многие воспримут его, как полноправного руководителя страны, что, знаете ли, чревато… Мы же с вами должны предвидеть и такие командно-политические последствия.
Идеолог согласно кивнул и тотчас же заторопился к выходу. Русаков инстинктивно подался вслед за ним, но, увидев в коридоре Веденина, закрыл перед собой дверь.
Уже в коридоре генералы вопросительно посмотрели на Вежинова, но «отпетый идеолог» едва заметно пожал плечами, давая понять, что опять все безрезультатно. Он попросту не доверял им, решив, что дословно передаст свой разговор с Русаковым только в беседе с шефом госбезопасности.
— Что ж, будем считать, что операция «Киммерийский закат» провалилась, — пробубнил себе под нос Цеханов. — Хотя начиналась она обстоятельно и почти красиво.
— Почему «киммерийский»? — в том же тоне поинтересовался Ротмистров.
— Крым когда-то так назывался — «Киммерией»
[6]
, читал я тут недавно. Хорошее название для операции.
— «Киммерийский закат»? А что, действительно… Что же касается поведения Президента, то пока что не следует отчаиваться. Еще не вечер, даже для «киммерийского заката».
18
Проснувшись с восходом солнца, Курбанов обнаружил, что безмятежно проспал ночь, сидя на полу и положив голову на сиденье кресла. После телефонного разговора с Буровым он еще какое-то время сидел у журнального столика, осмысливая события последних дней, да так и уснул, а затем, уже сонный, сполз на пол. Попасть в такую роскошь, стать обладателем настоящей виллы и при этом провести ночь на полу — в этом что-то было.
Поднявшись на второй этаж, Виктор внимательно осмотрел окрестности. охваченные дымкой деревья, аккуратные, застекленные вышки, на которых боролись с утренней дремой прозевавшие его вчера охранники; космическая синева пруда… Солнце зарождалось из болотной серости холмистого леса, и восходило таким же кроваво-багровым, холодным и безразличным ко всему происходящему в этом мире, каким, наверное, бесчисленное множество раз восходило над лагерными комплексами Мордовии и Колымы.
Курбанов вспомнил байку Лехи о мужичке с завода, многотысячный коллектив которого трудился над изготовлением более двухсот тысяч наручников, и мрачно ухмыльнулся. Нет, в правдивости этой молвы он не сомневался, поскольку из агентурной сводки, с которой ему позволил ознакомиться полковник Буров, знал: в партийных типографиях уже заготовлены целые тюки листовок с призывами проявлять особую бдительность в отношении буржуазных агентов; а также кипы бланков протоколов обысков и допросов.
Сотни тысяч людей — депутатов, демократов-активистов, журналистов — уже были занесены в списки на аресты, депортацию, высылку в отдаленные районы Сибири и Дальнего Востока; все инакомыслящие, ранее привлекавшиеся к уголовной ответственности за антисоветскую пропаганду, занесены были в списки «врагов народа», хотя и не подозревали, что, по существу, они уже — «лагерная пыль». Понадобится два-три дня, максимум неделя, полного контроля коммунистов и КГБ над страной, чтобы в Мордовию, Пермь и еще дальше, в Сибирь, потащились эшелоны, битком набитые «политическими».
