— Но это же противостояние спецслужб. А вы же знаете, что это всегда чревато… — пробубнил он, явно затягивая время.
О том, что любой решительный шаг правителя всегда оказывается чем-то чреватым, полковник внешней военной разведки знал. Как человек, получивший прекрасное образование, он, в общем-то, знал многое. Вот только по долгу службы положено ему было знать только то, что… положено. А потому счел, что дальнейший разговор на эту тему способен лишь раздражать Русакова, и ни к чему конкретному не приведет.
— В таком случае разрешите идти, товарищ Верховный главнокомандующий? — снова сабельно ранил он самолюбие главы государства, напомнив, какая могучая власть все еще находится в его руках и какая вооруженная сила хоть сегодня может оказаться в его распоряжении.
— Да-да, идите, — растерянно пробормотал генсек-президент, поднимаясь при этом из-за стола и подаваясь к двери вслед за полковником. Он в очередной раз пытался войти в столь понравившуюся ему роль державного стратега-оратора, и намерение полковника удалиться, не дослушав его, никак не объяснив этот уход и даже не попытавшись выбрать соответствующий момент, попросту выбивало его из колеи. — «Группу товарищей» я принимал в своем служебном кабинете, однако вы знаете, где расположен и мой личный, так сказать, домашний кабинет?
— Так точно.
— Находитесь в состоянии постоянно готовности, чтобы в любое время я мог воспользоваться… вашим советом, — дипломатично завершил свое словоизлеяние Русаков, уже как бы под охраной Бурова спускаясь к себе на второй этаж.
30
На какое-то время Елагину показалось, что он смотрит на возникший под самолетом разлив огней, глазами инопланетянина: там, впереди, под ним — мегаполис землян, таинственный, непознанный и, наверняка преисполненный смертельной опасности. Куда беспечнее было бы пронестись над этим скоплением землян и приземлиться где-нибудь в лесной глуши. Но это уже не внезапный прилет НЛО, а официальный визит, в ходе которого следует приземлиться именно здесь, вступить в контакт с местными правителями, раскрыть тайну своей инопланетной цивилизации, познавая при этом тайны цивилизации землян. На земле уже знают об этом «объявленном визите», видят его «тарелку» и ждут. Напряженно ждут.
«Прилетел бы и в самом деле кто-нибудь инопланетный, но мудрый, чтобы по-божески понял, рассудил и направил этот народ, этот континент, этот мир», — подумалось Елагину, когда, припадая лбом к иллюминатору, он всматривался в быстро надвигающуюся на него планету.
Уже в машине, увозившей его из Внуковского аэродрома на служебную дачу в Ведино, глава республики вновь проследил за временем — шел второй час ночи. Значит, подписание союзного договора состоится — должно состояться — уже завтра.
— Как тут, в Москве? — спросил он сидевшего на заднем сиденье, рядом с первым помощником, референта, прибывшего вместе с группой встречающих.
— Спокойно пока, однако… тревожно.
— «Спокойно, однако тревожно…» — вслух повторил Президент, улавливая в парадоксальности этой оценки какой-то глубинный, не до конца расшифрованный самим референтом смысл. Лично он, Елагин, никакого беспокойства не ощущал. Визит, даже несмотря на затянувшееся восточное гостеприимство Кузгумбаева, прошел великолепно. Договор с Казахстаном получился полномасштабным и по-настоящему, а не для прессы, взаимовыгодным. Уже сегодня, на пресс-конференции, его можно будет подать, как образец делового документа, закладывающего основы взаимоотношения между суверенными республиками в рамках обновленного Союза. И именно он, как модель, окажется очень важным во время запланированного Президентом страны первого этапа подписания нового союзного договора.
Конечно, вопросы остаются. Непонятно, в частности, будет ли руководство России как суверенного государства иметь право решающего голоса при рассмотрении стратегических задач и политических решений? Поддержит ли Русаков кардинальные требования России, или же сколотит послушное большинство руководителей тех республик, в которых всегда привыкли мыслить и поступать так, как повелят «сверху»?
Кажется, все республики, в общем-то, пришли к необходимости введения поста президента, но тогда невыясненными остаются полномочия президента Союза по отношению к президентам союзных республик. Не ясно, например, потребует ли Русаков права «вето» на указы президентов союзных республик. А если потребует, то каковым представляется компромиссное решение и кому суждено выступать в роли арбитра? Возжелает ли кремлевский президент права утверждать своим указом все или отдельные указы своих республиканских вассалов? Ведь коллизия заключается не столько в правовых вопросах, сколько в постсоветском мышлении руководителей, взращенных при однопартийной, диктаторской системе государственного правления.
За окнами машины стремительно пролетали мозаические осколки московских пригородов; озарялись лунным сиянием кроны деревьев, пунктирно обозначались сигнальными огнями машин изгибы шоссе.
«Спокойно, однако тревожно», — вернулся Президент к загадочной формуле референта, ничуть не жалея, что не дал возможности обосновать ее. — В Москве всегда тревожно. Даже когда весь остальной мир замирает в ангельском спокойствии. Ибо Москва все еще живет по понятиям «центра революционной империи», а ничто так не настораживает революционеров, как спокойствие и обыденность жизни в стране, которые всегда воспринимаются, как безразличие к их революционным порывам.
31
Елагин пока еще не знал, что впереди и позади небольшой президентской колонны идут машины с сотрудниками госбезопасности, которые отслеживают ее движение, и что сведения о нем поступают к помощнику главного кагэбиста страны.
Когда один из сопровождавших кортеж агентов сообщил: «Объект движется в направлении дачного поселка Заревского», шеф госбезопасности тотчас же связался с начальником Третьего управления полковником Волковым и приказал направить группу «Альфа» на дачу Елагина в этом городке.
— Мы должны быть абсолютно уверены, что объект находится под нашей усиленной охраной, — лукаво подстраховался он, объясняя причины переброски бойцов «Альфы» именно на этот объект. — Кстати, как с посылкой групп в Литву и Латвию?
— Совместно с Управлением защиты конституционного строя сформировано три «прибалтийских» группы, — доложил Волков. — Ждем дальнейших указаний.
— Не надо ждать никаких «дальнейших указаний», — с легкой раздраженностью отреагировал Корягин. — Не то время. Действуйте, полковник, действуйте. А что касается Прибалтики, то особых распоряжений здесь вообще не требуется. Хоть это вам понятно, черт возьми?!
Корягин, конечно, осознавал, что объективно роль руководителя переворота ему придется взять на себя, не уступать же ее этому слизняку Ненашеву, лишь по чистому недоразумению оказавшемуся в должности вице-президента страны. Но его бесила необходимость принимать на себя еще и непосредственное руководство всей операцией «Киммерийский закат», которая неминуемо распадалась на десятки более мелких акций в Прибалтике, Украине, на Кавказе, в Москве, и даже на даче Елагина. Не та он фигура, на которую могут ложиться подобные обязанности, а значит, и все неудачи и прегрешения, возникающие в ходе этих акций, вся их силовая подоплека и вся кровь. Да, и кровь тоже. Без которой, судя по всему, не обойтись.
