— Кто-то нас должен встретить и вручить билет, — молвила тем временем Лилиан. — Не пойму только, кто и где. Посидите в соседнем зале на скамейке, а я подойду к окошку администратора.
Но не успел Курбанов разбить свой бивуак, как кавказец направился прямо к нему.
— Майор Курбанов. Только что прибыли из Приморска, — не спрашивал, а констатировал он, демонстрируя свое всезнайство, как фокусник — старый заеложенный трюк с ленточками из шляпы. — Я — Рамал. Рустем Рамал. Вам следует переодеться в гражданское. Здесь это сделать проще, чем в Москве, где у нас будет слишком мало времени.
«На арест не похоже, — успокоил себя Курбанов, следуя за ним через зал, к выходу, на взлетное поле. При этом он несколько раз оглядывался, надеясь увидеть Лилиан, но она словно бы растворилась. — Когда день начинается с мистики, — напророчествовал себе, — он и завершаться должен мистически».
* * *
Переодевался майор уже в просторном салоне самолета транспортной авиации Черноморского флота. Ни Лилиан, ни того крепыша с курчавой головой, в самолете не оказалось, что несколько противоречило законам мистики, зато там оказалась сумка с аккуратно сложенным и чудесно пошитым костюмом и модными черными штиблетами.
Курбанов еще помнил, с каким трудом ему обычно удавалось подбирать, подлаживать под свою нестандартную, разномерную фигуру брюки и пиджак, которые всегда требовались разных размеров или полуразмеров; но те, кто готовил ему данное одеяние, словно бы провели его через три примерки. Это ж кто так старался: Гротова, Валмиерис, еще кто-то третий, более искусный в портняжестве?
— Вы — крымчанин? — спросил Курбанов, вдоволь насладившись сознанием того, что ему не нужно морочиться с не влезающим в поясную часть брюк животом и распирающими пиджак плечами, и уселся рядом с Рамалом.
— Я впервые в Украине. — Жесткость в голосе каким-то странным образом сочетались в нем с истинно азиатской учтивостью. Когда даже резкое «не сметь!» звучит повежливее, чем у некоторых европейцев «…если изволите». — Киев, Харьков, Днепропетровск, Запорожье, Симферополь… Здесь есть где развернуться, пока не развернулись другие.
— То есть вы — бизнесмен?
— Поговорим об этом в Москве, господин Курбанов, — прервал его расспросы Рамал именно в ту минуту, когда пилоты начали запускать двигатели.
Контр-адмирал, два капитана первого ранга, еще несколько офицеров и двое в гражданском, которые составляли им компанию на этом военном транспортнике, уже расставили складные столики и принялись обмывать полет. Компания была шумной и дружной, так что Курбанов сразу же почувствовал, что в этой машине они с Рамалом чужаки и изгои. Правда, после второго тоста один из капитанов первого ранга подошел к ним и пригласил в компанию. Рамал вежливо, но твердо отказался сразу за двоих: «У нас дела», но у капперранга это вызвало саркастическую ухмылку: будто бы они, все остальные, маются в этом салоне от безделья и летят в Москву, чтобы развеяться!
— Я так понимаю, что Лилиан вообще не будет в Москве? — спросил Курбанов, когда на московском военном аэродроме их встретили двое парней в гражданском и предложили следовать к машине.
— Лилиан — это кто? — холодно поинтересовался Рамал. И Курбанов понял, что объяснять не имеет смысла. Да и Рамал ни на секунду не усомнился, что ответа не последует, поскольку, занявшись разговором с одним из парней, тотчас же потерял к Виктору всякий интерес.
43
Президент понимал, что он нарушил правила игры, и сейчас жалел, что не сумел скрыть своего проступка от коварного единомышленника. Но, с другой стороны, он не мог поступить иначе. Разве шеф госбезопасности не согласился с тем, что Лукашов тоже должен войти в Комитет по чрезвычайному положению, то есть, по существу, возглавить его? Во всяком случае, должность Председателя Верховного Совета этому не препятствовала. Скорее, наоборот, придавала бы временной структуре власти налет законности.
Но произошло то, чего Прораб Перестройки даже предположить не мог. Как только что выяснилось, Кремлевский Лука отказался не только возглавлять ГКЧП, но и вообще войти в него. То есть понятно было, что он решил повести свою собственную игру, чтобы со временем занять кресло Президента.
— В таком случае, еще вопрос: обо мне, о моей роли, моем участии, Лукашов, что, тоже знает? — вновь выбил Русакова из колеи общих размышлений, — которым в эти дни он предавался с особым усердием, — жесткий голос шефа госбезопасности.
— О вашей — нет. В самом деле, нет, — подтвердил Русаков, и впервые в голосе его Корягин уловил некий налет испуга.
«Лжет, душа его стукацкая! — понял он. — И держится так себе. Словом, под протокол — и в расход!».
— Поймите, Владимир Андреевич, это важно. От этого может зависеть потом весь расклад политической игры.
— Я же отвечаю за свои слова, Петр Васильевич, — обиделся Президент. — Мы же с вами, когда начали задумывать этот вариант вывода страны из глубокого политического кризиса, то вы же помните… Процессы были очень сложными, в каждой республике специфическими, а главное, неоднозначными…
И вновь Прораб Перестройки представал умопомрачительно красноречивым и убийственно многословным. О чем бы он ни начинал говорить, Корягину всегда стоило душевных усилий выслушать его тираду хотя бы до половины. И только до половины кое-как выслушивал. Однако сейчас у него не хватало мужества даже на такой подвиг.
— Так все же, знает или нет? — хрипло спросил Корягин.
— Возможно, догадывается, — неожиданно для самого себя выпалил Русаков. — Но это всего лишь его догадки. Вы же понимаете, что Лукашов — это Лукашов…
«Кремлевский Лука — тотчас же обратился Корягин к его кличке, — это действительно Кремлевский Лука». Однако вкладывал в этот афоризм совершенно иное понятие, нежели генсек-президент
— Но вы хоть понимаете, что к постам председателя, а также генсека, который он получит на ближайшем Пленуме ЦК, Лукашов не прочь был бы присоединить еще и пост президента? — угрожающе напомнил Русакову шеф госбезопасности. — И это ваш дорогой, уважаемый Лукашов, с которым вы столько лет плечо в плечо…
— Да вижу-вижу его насквозь. Только не пора…
— Бессонов, кстати, тоже отказался. Мол, глава политического ведомства, министр иностранных дел, и все такое…
— Ну, этот-то не должен был отказываться, Петр Васильевич, — настала теперь уже очередь самого Президента упрекнуть шефа госбезопасности. — Когда даже министр иностранных дел отказывается войти в комитет по спасению Отечества, то это, знаете ли… Это чревато. Так мы, товарищи, можем далеко зайти.
— Сейчас важно, как он поведет себя дальше. Но в любом случае он остается «нашим». А нет, так… под протокол — и в расход, — в очередной раз не удержался Корягин, чтобы не плеснуть на душу свою любимую, еще от деда-чекиста наслышанную присказку.
— Это мы определим завтра, по реакции посольств. Наших и зарубежных. Тут, знаете ли, все зависит от того, как он сумеет повести разговор с дипломатическими ведомствами и журналистами. Процессы, которые происходят сейчас в центре и на периферии нашей страны, они ведь…
