— Пока политики и военные разрушают империю, бизнесмены, не признавая ни тех, ни других, создают собственное государство в государстве. — Истомин красноречиво обвел взглядом свой роскошный кабинет и вновь устало посмотрел на Курбанова. Всегда худощавое, покрытое кабинетной желтизной лицо его теперь заметно оттаяло, подобрело и наполнилось жизненной энергией. — Меня они тоже чуть было не втянули в эту гэкачепистскую авантюру. Да и полковника Бурова, там, в Крыму, во время поездки гэкачепистов к Президенту, чуть было не окунули в ведро с дерьмом. Но, как видишь, мы вовремя сориентировались в обстановке.
— Мне тоже кажется, что, судя по тому, к чему все там же, в Крыму, готовят меня и других сотрудников, мы, в нашем «Аквариуме», к этой ситуации были готовы. Даже прогнозировали ее. Мы ее аналитически прощупывали. — Произнеся это, Курбанов заметил, как лицо Истомина просияло.
Возможно, полковник понимал, что подчиненный прибегает к наглому подхалимажу, но великодушно простил его. Истомин в самом деле всегда гордился умением своей конторы, своего отдела «прогнозировать и аналитически прощупывать» ситуацию. Поэтому-то для него, нынешнего руководителя экспертно-аналитической группы ЦК, слова майора-спецназовца стали высшей оценкой и самооценкой.
Истомин, кажется, вообще не признавал понятия «я». Даже когда он говорил сугубо о себе или о сугубо личностном, старался употреблять местоимение «мы», имея в виду некую группу особо доверенных, особо посвященных, особо выделяющихся. И бессмысленно было выяснять, из кого именно состояло это высокое собрание аналитически мыслящих и все предвидящих. А потому Курбанову и в голову не приходило попросить полковника конкретизировать и очертить круг тех, кто намерен сотворять новое «государство в государстве». Некую новую империю, которая не будет зависеть теперь ни от тех, кто, нацелившись на Кремль, сотворяет свой ГКЧП, ни для тех, кто, цепляясь за все тот же Кремль, противостоит им.
— Вы, майор, сегодня же возвращаетесь в Крым. — это был не вопрос, не просьба и не констатация. Это был приказ. Причем не только военный.
Курбанов чувствовал, что полномочия и власть человека, восседающего сейчас перед ним, выходят теперь далеко за пределы той власти, в общем-то, всесильного полковника-цэкашника Истомина, которой он обладал до недавнего времени.
Раньше это была власть человека государственного. Но государство и армия эту власть ему давали, и они же ее строго, жестко и карательно ограничивали. Теперь же перед ним был один из сильных мира сего, который уже своей собственной, личной властью мог до какой-то степени ограничивать власть государства и армии. По крайней мере в той части, что касалась лично его и людей, преданных новоявленной бизнес-империи.
— Ваша с полковником Буровым задача — взять Крым в свои руки. Причем взять весь: от кабинетов высшей державной власти, до задворков власти криминальной. Мы аналитически прощупали ситуацию и в том, и в другом мире. Она такова, что и там, и там нужен хозяин. Один. Вспомните девиз восточных воителей: «Один мир — один правитель!»
— Однако вы сами определили, что нас двое, — вкрадчиво заметил майор. — Полковник Буров и я. Так, не пора ли определить наши будущие роли?
— Вполне деловая постановка вопроса, ради которого мы и пригласили вас, майор. — Истомин коротко ответил на какой-то телефонный звонок, затем извлек откуда-то из недр огромного, под дубовую древность, стола бутылку коньяку и наполнил небольшие рюмочки.— Если коротко, Буров осуществляет общее руководство. Занимается подбором людей, отвечает за них перед центром, контролирует внутреннюю службу безопасности. Но, что самое важное, в сфере его влияния — вся Украина, которая будет поделена на несколько безнес-регионов — донецкий, днепровский, одесский, галицийский. Возможно, со временем, и штаб-квартира его переместится в Киев. Вы же, майор, по мере становления превращаетесь в полновластного хозяина полуострова.
— То есть проводимая сейчас в Крыму операция «Киммерийский закат» изломно должна переродиться в операцию «Киммерийский рассвет»?
— Вы предельно точно уловили суть замысла. И название операции тоже принимается. Мы думали, сомневались, взвешивали; мы подбирали людей с запасом, отбирали с предостережением, и даже отстреливали лишних, в надежде, что среди невинных и случайных окажется хотя бы один из тех отступников, ради которых этот отстрел был затеян. И в конечном итоге выбор все-таки пал на вас, Курбанов. Это перст судьбы.
— Благодарю, товарищ полковник.
— Благодарить прежде всего следует Бурова, который предложил и отстаивал вашу кандидатуру. Аналитически прощупав ее, мы согласились… Учитывалось даже то, что ваша полуазиатская фамилия может импонировать крымским татарам и рвущимся на полуостров азиатам. Конечно, кое-кто сразу же ополчится против вас, кое-кто учтиво станет называть вас «Крестным отцом Крыма», — вспомните: Сицилия, мафия, преподнесенная пером американца итальянского происхождения Марио Пьюзо…
— Уже ознакомлен, — заверил майор.
4
Да, с Кремлевским Лукой все выглядело проще. Морально он уже давно был готов к введению чрезвычайного положения. Причем, как спикер парламента, он позволял себе обсуждать этот вопрос открыто. Тем более что именно он планировался в качестве основного в повестке дня будущей сессии. Впрочем, убедить Луку в том, что время долгих прений в Верховном Совете давно истекло, тоже особого труда не составляло. Другое дело, что не совсем ясно было, для кого, собственно, подобное решение парламента может являться теперь указом, ведь все давно успели осуверенитетиться. И прежде всего сама Россия.
Как-то в мае в коридоре Совмина председатель госбезопасности поневоле стал свидетелем разговора генштабистского генерала с украинцем, полковником спецназа, прибывшим из Киева.
— Что ж это вы, украинцы, так с государственным суверенитетом поторопились? — с ироничным высокомерием поинтересовался генштабист. — Неужели не понимали, что весь Союз, всю страну розваливаете? От кого в независимость ударились? От нас, русских, что ли?
На что украинец рассмеялся ему в лицо и, презрев субординацию, с тем же иронично-презрительным оскалом вместо улыбки, ответил:
— Это вы нас, украинцев, спрашиваете, почему мы со своим госсуверенитетом поторопились?! Да это мы вас, русских, должны спросить, куда вы так поторопились со своим суверенитетом и почему от украинцев в независимость ударились. Как же быстро вы забыли, товарищ генерал, что Российская Федерация объявила о своем государственном суверенитете еще 12 июня прошлого, 1990 года. В то время как Украина объявила о нем лишь более месяца спустя — 16 июля. Когда, с юридической точки зрения, украинцам просто деваться уже было некуда.
— То есть как это — раньше?! — искренне удивился генерал, не желая признавать, что в штабной суете упустил кое-что существенное из истории современной России. — Быть такого не может — чтобы сначала русские, а затем уже украинцы!
— Внука своего спросите, товарищ генерал, он вас убедит.
