— Нет.
— Обратили ли вы внимание на ее ялик, направляющийся к бухте
Гномов?
— Нет. Когда я пришла к Солнечному карнизу, она, наверное,
уже успела проплыть.
— Видели ли вы вообще чью-нибудь лодку?
— Я не могу этого утверждать. Я читала и поднимала глаза от
книги только изредка. Насколько я помню, каждый раз, когда я смотрела на море,
там ничего не было видно.
— Вы видели, как мимо вас проплыли на лодке мисс Брустер и
мистер Редферн?
— Нет.
— Вы были знакомы с миссис Маршалл?
— Капитан Маршалл — старый друг нашей семьи. Мы жили по
соседству, и вот теперь неожиданно встретились здесь. Мы очень давно потеряли
друг друга из вида, наверное, лет двенадцать.
— А миссис Маршалл?
— До того, как встретиться с ней здесь, мы и десятком слов
не обменялись.
— Насколько вам известно, это была дружная пара?
— Я думаю, что они жили в добром согласии.
— Капитан любил свою жену?
— Вероятно, да, но здесь я ничего не могу сказать вам с
точностью. Капитана нельзя назвать человеком современных идей… Для него брак —
это вещь серьезная. Он выполняет взятые им на себя обязательства и держит
слово, которое дал…
— Испытывали ли вы симпатию к миссис Маршалл?
— Ни малейшей, — ответила она без враждебности, твердым и
спокойным тоном, словно констатируя этот факт и не больше.
— Почему?
На губах Розамунды появилась тень улыбки.
— Я полагаю, вы уже знаете, что женщины вообще не любили
Арлену Маршалл. Она же, со своей стороны, ненавидела их и не скрывала этого.
Тем не менее, я бы с удовольствием шила на нее, так как она была женщиной со
вкусом и умела носить свои туалеты. Да, я бы не отказалась иметь ее в числе
моих клиенток.
— Она тратила много денег на свои наряды?
— Вероятно, да. У нее были и собственные средства, а у
капитана — большое состояние.
— Слышали ли вы или знаете ли вы, что миссис Маршалл была
жертвой шантажа?
На лице молодой женщины появилось выражение изумления.
— Арлену шантажировали?
— Вас это удивляет?
— Господи, да!.. Это для меня так неожиданно!
— Но вам это представляется возможным?
— Все возможно, не правда ли? Этому учит нас жизнь. Но чем,
хотела бы я знать, мог ей грозить шантажист?
— Может быть, в жизни миссис Маршалл было что-то, что она
предпочитала не доводить до сведения своего мужа.
— Может быть, — ответила она без убеждения и с полуулыбкой
объяснила: — Я отношусь к этому скептически, потому что Арлена не скрывала
того, какая она. Она не строила из себя честную женщину.
— Вы считаете, что ее муж не был бы в неведении… о ее
поведении?
Наступила тишина. Нахмурив брови, Розамунда думала. Наконец,
она произнесла медленным и колеблющимся голосом:
— По правде говоря, я не знаю. Мне всегда казалось, что
Кеннет Маршалл принимал свою жену такой, какой она была, не строя на ее счет
никаких иллюзий. Но, может быть, все обстояло по-другому…
— Вы хотите сказать, что он полностью доверял ей?
Розамунда отреагировала с живостью.
— Мужчины бывают так глупы! — воскликнула она. — Каким бы
Кеннет ни казался умудренным человеком, он ничего не знает о жизни! Я совсем не
исключаю того, что он слепо доверял ей. Может быть, он думал, что поклонники
его жены ограничивались лишь преклонением перед ней!
— Знаете ли вы кого-нибудь, кто питал бы вражду к Арлене
Маршалл?
Она улыбнулась.
— Я могу назвать лишь ревнивых женщин. Но так как ее
задушили, я полагаю, что ее убил мужчина.
— Вы не ошибаетесь.
Она еще немного подумала и сказала:
— Нет, мне никто не приходит в голову. Вам лучше обратиться
к тем, кто ее знал лучше, чем я…
— Благодарю вас, мисс Дарнли.
Она слегка повернулась к Пуаро.
— У мсье Пуаро нет ко мне вопросов? — с легкой иронией
спросила она и улыбнулась.
Он отрицательно покачал головой и улыбнулся ей в ответ.
Розамунда Дарнли встала и вышла.
Глава 8
Они были в бывшем номере Арлены Маршалл.
Черед две большие стеклянные двери, выходящие на балкон,
виднелся большой пляж и за ним море. Солнце заливало комнату, и в его лучах
поблескивал удивительный ассортимент предметов, загромождавших туалетный стол:
всевозможных флаконов и баночек с кремами и румянами, благодаря которым
процветают институты красоты. В этой типично женской комнате орудовали трое
мужчин.
Инспектор Колгейт выдвинул и задвигал ящики. Найдя пачку
писем, связанных ленточкой, он что-то буркнул и начал просматривать их вместе с
полковником Уэстоном.
Эркюль Пуаро осматривал содержимое платяного шкафа.
Пересмотрев великое множество разнообразных платьев и спортивных костюмов, он
потратил несколько минут на полки, где стопками лежало шелковое белье. Затем он
перешел к части шкафа, отведенной под головные уборы. Там лежали две огромные
пляжные шляпы из картона, одна лакированная, красивого красного цвета, другая —
бледно-желтая, а также соломенная гавайская шляпа, синяя шляпа из фетра, три
или четыре абсурдные маленькие шляпки, каждая из которых стоила внушительное
количество гиней, нечто вроде темно-синего берета, сооружение, которое нельзя
было назвать иначе, как подушечкой из фиолетового бархата и, наконец, тюрбан
светло-серого цвета.
Пуаро тщательно осматривал весь этот арсенал; его губы
раздвигались в легкой улыбке и он тихо шептал:
— Ах, эти женщины!
Полковник Уэстон связывал найденные Колгейтом письма в
пачку.
— Здесь есть три письма от Редферна, — объявил он. — Может
быть, этот молодой вертопрах когда-нибудь поймет, что женщинам писать нельзя.
Они клянутся, что сожгли ваши письма, а на самом деле хранят их на память! И
еще я нашел письмо от, как мне кажется, другого юного кретина того же сорта!
Он протянул письмо Пуаро, и тот прочел вслух:
