Но где же все это время была Арлена? Об этом я имел довольно
четкое представление. Уловив в гроте запах знакомых духов, я понял, что в нем
побывала Розамунда Дарнли, или Арлена Маршалл. Так как это не могла быть
Розамунда Дарнли, оставалась только Арлена. Она пряталась там в ожидании ухода,
как она думала, посторонних.
Ситуация постепенно прояснялась. Как только Эмили Брустер
уплыла на лодке, Патрик Редферн мог спокойно совершить свое преступление.
Арлена была убита. Эксперт сделал заключение относительно самого позднего
момента, когда убийство могло быть совершено. Несдон допустил, что Арлена
умерла без четверти двенадцать, потому что ему это сказали. Тем не менее, он
сделал Уэстону соответствующие оговорки.
Мне оставалось уточнить два момента. Согласно показания
Линды Маршалл, у Кристины Редферн было алиби. Но на это алиби можно было
положиться только в пределах времени, которое показывали часы Линды. Если бы
удалось доказать, что Кристина два раза имела доступ к часам Линды, ее алиби
больше не существовало бы. Я доказал это без труда. Утром Кристина оказалась
одна в номере Линды и перевела часы девушки вперед. У меня было тому косвенное
доказательство. Рассказывая о своей встрече с Кристиной Редферн, Линда заявила,
что она боялась опоздать, но взглянув на стенные часы в холле, заметила, что
она вовсе не опаздывала, так как на них было всего лишь двадцать пять минут
одиннадцатого. Вторая возможность перевести часы Линды представилась Кристине,
конечно же, в тот момент, когда Линда пошла купаться.
Мне оставалось еще уяснить себе момент с лестницей. Кристина
всегда говорила, что она страдает головокружениями. Это было еще одна тщательно
подготовленная ложь. Я вернусь к этому чуть позже…
Моя «мозаика» была закончена: все кусочки «головоломки»
встали на свое место. Но к несчастью, у меня не было и следа доказательств. Я
угадал все, что произошло, но выводы мои были чисто умозрительными.
Тогда мне пришла в голову следующая мысль. Это преступление
было совершено с поразительной самоуверенностью. Убийца ни секунды не
колебался. И я задумался над его прошлым. Возможно, это было не первое его
преступление. Сам способ — удушение — соответствовал характеру Патрика, о
котором я сразу же подумал, что он принадлежит к тем преступникам, которые
убивают одновременно из удовольствия и из надобности. Я был уверен, что это не
первое убийство. Это и побудило меня попросить Колгейта предоставить мне
материал по задушевным за последние годы женщинам. Полученные мною сведения
обрадовали меня. Смерть Нелли Парсонз не обязательно могла быть делом рук
Патрика Редферна, но смерть Элис Корриган дала мне то, что я искал. По замыслу
это было одно и то же преступление. Убийца «жонглировал» со временем,
устраиваясь так, чтобы убийство казалось совершенным не до того, как оно было
действительно совершено, а после: труп был найден в четверть пятого, а у мужа
Элис было алиби до двадцати пяти минут пятого и позже…
Что же произошло на самом деле? Было установлено, что ожидая
свою жену в таверне «Большая сосна», Корриган прогуливался около нее. На самом
же деле, он со всех ног бросился бежать к тому месту, где он договорился
встретиться со своей женой — в чаще леса, — убил ее и вернулся в таверну.
Туристка, обнаружившая труп и сообщившая в полицию, была добропорядочной
молодой женщиной, преподающей в известном колледже. Между ней и Эдвардом
Корриганом не существовало никакой видимой связи. Чтобы добраться до
комиссариата, ей пришлось совершить долгий путь, и эксперту удалось осмотреть
труп только без четверти шесть. Как обычно и бывает в подобных случаях, он, не
колеблясь, установил, что смерть наступила до того момента, когда молодая
преподавательница обнаружила труп.
Мне оставалось совершить еще один эксперимент, который
должен был явиться последним доказательством того, что миссис Редферн лжет. Я
организовал маленькую экскурсию в Дартмур. Люди, у которых кружится голова при
подъеме по скалам, чувствуют себя еще хуже, когда им приходится пройти по
мостику, переброшенному через речку. Мисс Брустер, которая страдает
головокружениями, посередине перехода зашаталась. Кристина же спокойно
переправилась на другой берег. Эта маленькая деталь о многом говорила. Из нее
можно было заключить, что если она оказалась способной солгать один раз, то она
могла лгать и во всем остальном. За это время Колгейт успел показать своим
коллегам из Суррея знакомую вам фотографию. Таким образом, мы пришли к выводу,
что наши предложения были правильными. Далее я пошел тем путем, который мог
привести нас к конкретным результатам. Дав Редферну понять, что он вне подозрений,
я неожиданно обрушился на него, чтобы заставить его потерять свое
самообладание. Видя, что мы знаем, кто он на самом деле, он отреагировал именно
так, как я и рассчитывал!
Пуаро погладил свою еще болезненную шею и строго произнес:
— То, что я сделал, было очень опасно, но я об этом не
жалею, так как мой поступок принес мне победу. Мои страдания не были
напрасными.
Миссис Гарднер глубоко вздохнула.
— Мсье Пуаро, я слушала вас с восторгом! — воскликнула она.
Вы добиваетесь результатов таким оригинальным способом… Я слушала вас с таким
же интересом, как если бы это была лекция в институте криминалистики… Подумать
только, что моток моих красных ниток и ваш разговор о солнечных ваннах сыграли
такую роль в этом деле! Нет, то, что я чувствую, нельзя передать словами, и я
уверена, что мистер Гарднер разделяет мое мнение. Не правда ли, Оделл?
— Да, моя дорогая.
— Мистер Гарднер тоже оказался мне полезным, — сказал Пуаро.
— Мне хотелось знать, что думает о миссис Маршалл разумный человек. Поэтому я и
обратился к мистеру Гарднеру.
— Неужели? И что же вы ответил, Оделл?
— Боже мой, моя дорогая! — смущенно произнес мистер Гарднер.
— Ты же знаешь, что я не думал о ней ничего хорошего…
— Мужья всегда говорят это своим женам, — заявила миссис
Гарднер. — Сам мсье Пуаро относился к ней довольно снисходительно, он даже
говорит, что ей, бедняжке, была уготована такая участь! Но надо все-таки не
забывать, что она не была женщиной из хорошего круга, а так как мистера
Маршалла здесь нет, то я добавлю, что я всегда считала ее глупой. Я не раз
повторяла это мистеру Гарднеру. Не правда ли, Оделл?
— Да, моя дорогая, — ответствовал мистер Гарднер.
Линда Маршалл сидела рядом с Эркюлем Пуаро на Чайкиной горе.
— Конечно, я рада тому, что осталась в живых. Но, мсье
Пуаро, раз я хотела убить ее, то получается, что я вроде это и сделала.
— Нет, это совершенно разные вещи, — запротестовал Пуаро. —
Намерение — это одно, а действие — совсем другое! Если бы в вашей комнате
оказалась не восковая фигурка, а ваша мачеха, связанная и беззащитная, и если
бы у вас в руках была не булавка, а кинжал, неужели вы смогли бы вонзить его ей
в сердце? Да никогда в жизни! Что-то в вас сказало бы: «Нет!» Так бывает со
всеми людьми. Допустим, я зол на какого-нибудь глупца и говорю сам себе: «Я бы
сейчас как двинул его ногой!» Но так как его рядом со мной нет, я ударяю ногой
стол, и мысль моя следует вот каким путем: «Этот стол является тем самым
глупцом, вот он получил по заслугам!» Если я не очень ушибся, мой жест приносит
мне облегчение, а стол от этого хуже не становится. Но если бы этот глупец был
здесь, я бы его ногой не ударил, Вылепить из воска маленькую фигурку и пронзить
ей сердце — поступок неумный, ребяческий, но он может оказаться полезным. Вы
были полны ненависти. Вы передали ее этой маленькой кукле, и булавкой вы
пронзили не вашу мачеху, а ненависть, которую вы к ней испытывали. И вы
почувствовали облегчение еще до того, как вы узнали о ее смерти… Разве я не
прав? Не стало ли вам от этого сразу же легче?
