Елена остановилась, чтобы сипло прокашляться.
– Хок-эн-беа-уиии, у тебя есть что-нибудь выпить? Он протянул ей мех, наполненный свежей водой из фонтана на площади, и подождал, пока красавица смочит горло.
– Вот как вещал державный Зевс, когда разверз под ногами Колебателя земли бездонную яму и скинул визжащего Посейдона в Тартар. Копейщики, заглянувшие с городской стены в ту пучину, несколько дней потом не могли разговаривать, только мычали да иногда разражались воплями.
Схолиаст молчал.
– Тогда Воздымающий Тучи велел всем богам немедленно возвращаться на Олимп и принять от него жестокую кару… Прости меня, Хок-эн-беа-уиии, если позволишь, я не буду изображать его громогласный рёв… И в то же мгновение всех точно ветром сдуло: небесные колесницы, сребролукого, Афину, багровоглазого Аида, кровожадного Ареса – словом, весь наш пантеон квитировался прочь: ни дать ни взять нашкодившие дети, которых папочка послал домой ожидать розог.
– А Зевс, он тоже пропал?
– Ну нет. Кронид ещё только вошёл во вкус. Ужасным великаном он прошествовал по Илиону и семимильными шагами двинулся к побережью, похожий на первенца Андромахи, когда тот идёт по песочнице, полной рассыпанных солдатиков. Сотни троянцев и аргивян нашли погибель под его гигантскими стопами, Хок-эн-беа-уиии. Достигнув ахейского стана, Зевс протянул десницу и спалил до единого чёрные корабли, извлечённые на песок. Потом он сжал пылающую руку в могучий кулак, на море выросла невероятно высокая волна и разбила о берег те вражеские суда, что стояли на якоре или прибыли охраняемым караваном от Лемноса, с вином и дарами от Язонида Эвнея, – опять же, будто сынишка Гектора, который плещется в ванне и ради забавы, по прихоти, топит свои деревянные лодочки.
– Святый Боже, – прошептал учёный.
– Вот именно, – поддакнула Елена. – И лишь после этого Повелитель Молний исчез. Раздался гром – ещё ужаснее, нежели голос, оглушивший сотни людей, и ветер бурно устремился в пустоту, оставленную великаном, сорвал шатры ахейцев и унёс их в небо на многие тысячи футов, а сильных троянских жеребцов, разрушив конюшни, перебросил через самую высокую городскую стену.
Схолиаст посмотрел на восток, туда, где троянское войско уже окружало поредевшие аргивские рати.
– Прошло полмесяца. Боги возвращались? Хоть кто-нибудь? Зевс, например?
– Нет, Хок-эн-беа-уиии. Никто из бессмертных больше не показывался.
– Да, но это было две недели назад, – произнёс мужчина. – Почему же Гектор так долго мешкал? Ахейцы наверняка были не в силах дать отпор после смерти Большого Аякса, Диомеда и Менелая.
– И не только они, мы тоже. Многие из наших несколько дней не могли слышать. Как я упоминала, воины со стены и те, кто оказался слишком близко к разверстой бездне Тартара, на целую неделю превратились в слюноточивых дурачков. Перемирие заключили, не сговариваясь. Горожане собрали своих мертвецов – а их после кровопролитных боёв с данайцами осталось великое множество – и погребли героев по древнему обычаю. Впрочем, костры полыхали не только в Илионе, но и по всему побережью, где перепуганные аргивяне пытались восстановить боевой стан. Однако настала вторая неделя, и Агамемнон велел своим людям валить деревья у подошвы лесистой Иды – разумеется, для строительства новых кораблей. Тогда-то Гектор повёл троянцев в наступление. Долго и трудно шла битва. Прижатые к морю аргивяне дрались, точно загнанные в угол крысы. Зато нынче, как видишь, считанные тысячи уцелевших окружены у самой кромки воды. Приамов сын готовится нанести последний удар. Троянская осада близится к завершению, город останется невредим, Гектор стяжает славу героя среди героев, Елена обретёт свободу.
Какое-то время мужчина и женщина молча сидели на каменных плитах, устремив глаза на запад, где сверкали на солнце латы и копья и где трубили боевые рога.
В конце концов красавица не выдержала:
– И как ты теперь со мной поступишь, Хок-эн-беа-уиии? Учёный моргнул, посмотрел на зажатый в руке клинок и спрятал его за пояс.
– Можешь идти.
Елена взглянула ему в лицо, однако не тронулась с места.
– Уходи! – сорвался мужчина.
Дочь Зевса удалилась неторопливой походкой, шелестя подошвами сандалий по ступеням витой лестницы. Тот же самый звук Хокенберри слышал двумя с половиной неделями ранее, когда лежал на камнях, истекая кровью.
«Куда же теперь?»
Всю свою вторую жизнь учёный прислуживал Музе, и тут его по привычке потянуло доложить ей, а через неё и всем богам, об отклонениях от «Илиады», Мысль вызвала невольную улыбку. Интересно, сколько богов уцелело в той, иной вселенной, на марсианском вулкане? На всех ли обрушился гнев Зевса? Громовержец мог устроить настоящий геноцид… точнее, деицид. Но этого профессору филологии уже не узнать. Ему просто не хватит духу ещё раз телепортироваться на Олимп.
Хокенберри потрогал квит-медальон, висящий на груди под одеждой. Вернуться на судно? Мужчине очень хотелось увидеть Землю – свою Землю, пусть даже опередившую схолиаста на три тысячелетия с лишним, – хотелось оказаться в компании моравеков и Одиссея, когда «Королева Мэб» достигнет цели. А что ему оставалось делать в мире Илиона?
Учёный достал медальон и погладил литое золото.
Нет, рано. Может, он и не служит Музе (боги, должно быть, и думать забыли о взбунтовавшемся смертном), зато по-прежнему остался схолиастом. Воспоминания нахлынули неудержимым потоком, заполняя пробелы: десятки лет преподавания «Илиады», любимые пыльные аудитории, бесконечная вереница разнообразных юных лиц: бледных, прыщавых, пышущих здоровьем, загорелых, задорных, безучастных, увлечённых, унылых. Разве же он позволит себе пропустить завершающую главу в этой новой, до нелепого переработанной версии?
И доктор Томас Хокенберри, повернув золотой кругляш, телепортировался в самое сердце осаждённого, обречённого стана ахейцев.
40
Позже Даэман и сам не помнил, в какую же минуту он решился выкрасть одно из яиц. Вряд ли в то время, пока спускался по верёвке на дно ледяного купола, ведь тогда приходилось думать о том, как бы не соскользнуть, а главное – не попасться кому-нибудь на глаза.
Пока бежал по горячему, изрезанному трещинами полу? Но бешеные удары сердца заглушали любые мысли, кроме одной: желания достичь кратера, в котором лежали яйца. Дважды, завидев за ближними струями дыма деловито пробегающих калибано, мужчина падал навзничь, и пережидал. Всего лишь минуту спустя его рубашка на животе и брюки обуглились бы, а жаркое дно купола непременно сожгло бы искателю приключений ладони, если бы не спасительная термокожа под обычной одеждой. Припустив со всех ног, сын Марины достиг заветной чаши, немного отдышался и проворно вскарабкался по двенадцатифутовой стенке – к счастью, неровный Голубой лёд позволял держаться и без помощи саморезов.
Шипящий кратер внутри большого кратера, один из дюжины в этом соборе, был до краёв наполнен человеческими черепами. Многие раскалились докрасна, и между ними змеились зловонные струйки серных испарений. С другой стороны, смрадная пелена прикрыла кузена Ады, когда он прыгнул на гору из черепов, чтобы лучше рассмотреть яйца Сетебоса.
