Ада кивнула. Ей не хотелось обсуждать эту тему прямо сейчас: чересчур многие из уцелевших колонистов, сидящих вокруг огня, предпочитали затею с островом. И молодая женщина перевела разговор на иное:
– У тебя есть право голоса, Элиан. У каждого из вас оно есть. Вы теперь – часть общины, как и любой уцелевший беженец, который сюда попадёт, и можете высказываться наравне со мной. Спасибо, что поделился своими соображениями. Мы всё обсудим за обедом. Даже стражники проголосуют через своих товарищей. А прежде вам не мешало бы немного поспать.
Элиан, Беман, белокурая Ийяи (ей как-то удавалось выглядеть красавицей даже в грязных лохмотьях и со множеством ссадин), малорослая неразговорчивая Сьюзан и крепкий бородач по имени Стеф согласно закивали и отправились искать незанятые постели где-нибудь под навесом.
Супруга Хармана взяла подругу за руку:
– Ты тоже поспи.
– Что с твоей кистью, Ада?
Та посмотрела на примитивную гипсовую повязку и запачканный бинт.
– Сломала во время ночной схватки. Это ерунда. Любопытно, что войниксы покинули Золотые Ворота и Мачу-Пикчу. Получается, что мы сражаемся с ограниченным числом врагов… Я имею в виду, раз уж им приходится пополнять ряды.
– Число-то, может, и ограничено, – согласилась Ханна. – Однако Одиссей говорит, их на земле миллион с лишним, а людей – меньше ста тысяч… – Она замялась. – То есть было столько, пока не началась эта бойня.
– Скажи, Никто случайно не знает, почему безголовые твари нас истребляют? – спросила Ада, взяв крепкую ладонь подруги.
– По-моему, знает, но не говорит. Он вообще очень скрытный.
«Вот что значит недооценивать женщину в возрасте Первой Двадцатки», – усмехнулась про себя жена Хармана. А вслух сказала:
– Дорогая, у тебя вид усталый. Правда, поспи хоть немного.
– Только после Одиссея, – ответила Ханна и бросила на собеседницу взор, исполненный смущения, вызова и гордости, обычно присущий юным любовницам.
Хозяйка сожжённого имения ещё раз кивнула.
Даэман подошёл к огню.
– Ада, можно тебя на минутку?
Молодая женщина, опершись на плечо подруги, неловко встала и пошла за кузеном к Яме, где их ожидал Никто. Тот, кого когда-то звали Одиссеем, не отличался ростом от супруги Хармана, зато был так мускулист и крепок, что буквально источал ощущение силы. Из-под распахнутой на груди туники пробивались курчавые седые волосы.
– Любуешься нашим красавчиком? – осведомилась Ада.
Никто не улыбнулся. Он почесал подбородок, заглянул в Яму на подозрительно затаившийся рукастый мозг и вновь перевёл темноокий взор на собеседницу.
– Вам придётся его убить, – произнёс мужчина.
– Да, мы собираемся.
– Я имею в виду, сейчас же. Эти твари – не детёныши Сетебоса, скорее что-то вроде вшей.
– Вот это – вошь? – переспросила Ада. – Да я могу слышать его мысли…
– И ещё не такого наслушаешься, пока урод не выберется на волю (между прочим, если бы захотел, он бы уже так и сделал) и не высосет силы и души прямо из ваших тел.
Молодая женщина поморгала и опустила глаза. Похожий на двухполушарную задницу мозг-младенец еле различимо серел на самом дне Ямы, закрыв многочисленные глаза, втянув подвижные щупальца и подоткнув ладошки под склизкое тело.
– Твари вылупляются из яиц и разбегаются в разные стороны, – продолжал бородач. – В длину они достигают не более двадцати футов. Для настоящего Сетебоса эта мелочь – вроде лазутчиков: находят… э-э-э… съедобные места и возвращаются к «папочке». Не знаю точно, как им удаётся перемещаться на такие расстояния – видимо, при помощи Брано-Дырок, и хорошо, что наш пока ещё не дорос до подобных фокусов. А в благодарность за подробные отчёты Сетебос пожирает своих лазутчиков, поглощая силу, которую эти… малыши… высосали в мире.
– Откуда ты столько знаешь про Сетебоса и его… вшей? – удивилась Ада.
Никто мотнул головой, точно не желая отвлекаться на глупости.
«Да, и когда ты собираешься окружить милую Ханну любовью и вниманием, которых она заслуживает, свинья ты мужского пола?» – мысленно прибавила женщина.
– Никто хотел сказать… попросить нас о чём-то важном, – вмешался её кузен с весьма озабоченным видом.
– Мне нужно взять соньер, – проговорил бородач. Ада снова моргнула.
– Куда это?
– Полечу на кольца, – ответил Никто.
– И надолго? – поинтересовалась собеседница. А сама подумала: «Это невозможно!» И, кажется, кузен был с ней совершенно согласен.
– Не знаю, – произнёс Одиссей со своим диковинным акцентом.
– Что ж, – начала молодая женщина, – даже не рассчитывай его получить. Летающий диск нам нужен, чтобы спастись отсюда. И для охоты. И для того, чтобы…
– Мне просто необходимо взять соньер, – повторил Никто. – На континенте не найдётся ещё одной машины, способной взмыть на такую высоту, а добираться в Китай за другими мне уже некогда. К тому же из-за проклятых калибано к Средиземному Бассейну нынче и не подступишься.
– В общем, так, – в голосе Ады зазвенели столь редкие нотки стального упрямства, – соньера ты не получишь. Иначе нам всем конец.
– Да ведь это сейчас не важно, – ответил седобородый воин. Будущая мать хотела засмеяться, но лишь открыла рот и в изумлении уставилась на собеседника.
– Для нас это важно, Никто. Мы хотим жить.
Мужчина покачал головой, как бы удивляясь её непониманию.
– Скоро на этой планете не останется ни души, разве что я полечу на кольца… причём сегодня же, – уточнил он. – Мне нужен соньер. Если смогу, или сам вернусь на нем, или пришлю машину обратно. А если нет… ну, тогда уже всё без разницы.
Пожалев, что не захватила с собой винтовки, хозяйка сожжённого особняка покосилась на кузена: тот с отрешённым видом, как бы невзначай, поигрывал оружием. Никто же, казалось, прилетел с голыми руками, однако все помнили о его недюжинной силе.
– Мне нужен соньер, – стоял на своём Одиссей. – Сегодня. Сейчас же.
– Нет, – отрезала Ада.
Рукастый сирота в глубине тёмной Ямы внезапно завыл, захрапел, закашлял и под конец – очень даже по-человечески – расхохотался.
70
Высоко под куполом неба клокотала гроза. Кольца и звезды давно погасли; одни лишь молнии озаряли гигантские стены воды и непристойную бледно-розовую Брешь между ними, так далеко простершуюся на восток и запад, что даже яркие зарницы, как ни старались, не могли обрисовать её во всей бесконечности.
Молнии полыхали почти беспрерывно, раскаты грома гулким эхом сотрясали узкий коридор, прорезанный в Атлантическом океане, предающемся бурной ярости. Харман лежал, свернувшись в тонком, словно шёлк, спальном мешке и термокоже, и смотрел, как пятьюдесятью этажами выше вздымаются и грохочут стофутовые водяные валы. Ветер вертел и рвал клубящиеся тучи буквально в сотнях футов над волнами. И хотя здесь, у дна, в полутысяче футов ниже поверхности, недвижно безмолвствовали тёмные глубины, немногим выше океан уже начинал волноваться. Неспокойно было и в прозрачных энергетических трубах и конусах, соединяющих южную и северную стены Бреши; Харман ещё не знал точного названия, а Мойра величала их попросту «каналами». Один из них обозначался во время вспышек в паре сотен футов над пересохшим дном, примерно в полумиле к западу от места ночёвки, а ещё один остался позади, восточнее на целую милю. Оба канала нещадно бурлили: под незримой энергетической оболочкой перекатывались колоссальные массы белопенной воды. По счастью, крепкие силовые стены не позволяли волнам залить Атлантическую Брешь и утопить путешественников, однако в воздухе сплошным туманом висели брызги. Верхняя одежда мужчины была свёрнута и упрятана в рюкзак – совершенно, как выяснилось, непроницаемый, как и спальный мешок. А вот дыхательную маску муж Ады поднял, и теперь у него вымокло лицо. Проводя языком по губам, он чувствовал привкус морской соли.
