– Какого паруса?– спросил Орфу. – Ты имеешь в виду треугольный клочок ткани, что был на фелюге, в которой мы плыли по Долине Маринера?
– Нет, вон ту часть, почти у силового щита. На заре строительства субмарин их называли боевыми рубками. А когда в двадцатом веке наладили производство атомных подлодок вроде этого бумера – нарекли попросту парусами.
– Почему?– полюбопытствовал иониец.
– Не знаю, – ответил Манмут. – Вернее, могу порыться где-то в банках памяти, но это не важно. Жалко терять время.
– Что такое бумер?
– Уменьшительно-ласкательное прозвище, каким в начале Потерянной Эры окрестили субмарины, вооружённые баллистическими ракетами, – пояснил европеец.
– Хочешь сказать, они давали уменьшительно-ласкательные прозвища машинам, чьё единственное предназначение – уничтожать города, человеческие жизни, планету?
– Да, – подтвердил капитан. – Этот бумер был построен лет за сто или двести до того, как затонул. Полагаю, эта борозда в океане появилась гораздо позже.
– Мы сможем подобраться к боеголовкам? – осведомился Орфу.
– Оставайся на связи. Сейчас выясним.
Опасаясь приближаться к силовой стене и пустоте за ней, Манмут очень медленно вёл «Смуглую леди» вперёд, всеми прожекторами освещая погибшее судно, в то время как приборы уже сканировали его внутренности.
– Что-то не так, – пробормотал европеец вслух по личной связи.
– Что не так?– поинтересовался Орфу.
– Подлодка заросла анемонами, внутри кишит подводная живность, но, судя по всему, подлодка затонула век с лишним, а не два с половиной тысячелетия назад.
– Неужели на ней могли плавать около ста лет назад? – спросил гигантский краб.
– Нет. Разве что все наши наблюдатели ошибались. Последние две тысячи лет «старомодные» люди почти не знали технологий. Даже если бы кто-нибудь наткнулся на субмарину и вышел в океан, кто бы её потопил?
– Может, «посты»?
– Не похоже, – сказал Манмут. – Они бы не стали действовать так грубо: торпеды, глубинные бомбы… И не оставили бы в таком состоянии боеголовки с чёрными дырами.
– Но боеголовки всё ещё здесь, – напомнил товарищ. – Пора за работу.
– Погоди, – отозвался капитан.
Он послал на погибшее судно дистанционно управляемые машинки не крупнее собственной ладони, и вот с них потекла информация. Одно из устройств как раз подключилось к ИскИну в центре управления.
Между прочим, Манмут и Орфу прослушали прощальные речи двадцати шести членов экипажа, готовых запустить баллистические снаряды и уничтожить свою планету.
Когда голоса стихли, моравеки с минуту сидели молча.
– О, что за мир, где есть такие люди!
[77]
– в конце концов прошептал иониец.
– Сейчас я спущусь и подготовлю тебя к выходу, – без выражения произнёс капитан. – Посмотрим вблизи, что можно сделать.
– Заглянем на сушу?– предложил Орфу. – В эту Брешь?
– Ни в коем случае, – заявил Манмут. – А вдруг силовое поле нас уничтожит? Приборы моей «Леди» даже не способны определить, как оно устроено. И потом, поверь на слово: на суше от неё будет мало проку. Так что я и близко не подойду.
– Кстати, ты видел воздушные снимки носа развалины, присланные со шлюпки? – спросил гигантский краб.
– Конечно. Они передо мной, на экране. Нос не на шутку повреждён, однако это нас не касается, – ответил европеец. – То, что нам нужно, располагается у кормы.
– Да нет, я говорю про то, что валяется вокруг, на земле, – возразил иониец. – Может, мои радары не так хороши, как твои оптические глаза, только один из валунов очень уж смахивает на человека.
Манмут уставился на экран и быстро перебрал бесчисленные снимки, сделанные с космошлюпки, прежде чем она улетела.
– Это был человек, – сообщил он, – но давным-давно умер. Тело сплющено, обезвожено, конечности неестественно вывернуты. Или же мы обманываемся, принимаем желаемое за действительное. Странных камней там хватает.
– Ладно, – откликнулся иониец, решив не отвлекаться от главного. – Как мне подготовиться?
– Оставайся на месте, – ответил маленький моравек. – Як тебе спущусь, и выйдем наружу вместе.
«Смуглая леди» вонзила короткие ножки в океанское дно примерно в десяти метрах западнее кормы затонувшего судна. Орфу недоумевал, как моравеки выберутся наружу, если дверь прорезана в брюхе подлодки, но капитан легко разрешил его сомнения, удлинив посадочные шасси.
Манмут попал в грузовой отсек через внутренний шлюз, напрямую подключился к товарищу, осторожно заполняя камеру земной океанской водой, уравнял давления и только тогда открыл дверь грузового отсека. Отсоединив от ионийца разные шланги, друзья вместе спустились на дно.
К счастью, видавший виды панцирь Орфу не пропускал воду. Гигантский краб заинтересовался давлением, и Манмут дал ему необходимые пояснения.
– Атмосферное давление наверху, на воображаемом пляже или попросту на поверхности океана держится на уровне в четырнадцать целых и семь десятых фунта на квадратный дюйм. Каждые десять метров, ну или каждые тридцать три фута, оно повышается на одну атмосферу. То есть на глубине тридцати трёх футов на каждый квадратный дюйм нашего внешнего покрова приходилось бы двадцать девять целых и четыре десятых фунта, на глубине шестидесяти шести футов на нас давило бы три атмосферы и так далее. Отсюда до поверхности двести тридцать футов, так что нам и «Смуглой леди» досталось восемь атмосфер.
Устройство моравеков позволяло переносить и куда более тяжкие условия. Правда, иониец привык скорее негативной разнице давлений, работая в наполненном серой и радиацией пространстве около Юпитера.
Кстати, если уж говорить о радиации: друзья – и приборы на их подводном судне – отметили, что её здесь предостаточно. И хотя моравекам ничего не грозило, пробиравшие их нейтронные и гамма-лучи вызывали неприятное, отвлекающее ощущение.
Манмут упомянул, что, будь они с другом людьми и вздумай дышать стандартным воздухом Земли из баллонов (точнее, смесью из двадцати одного процента кислорода и семидесяти девяти процентов азота), умножающиеся и растущие пузырьки азота принялись бы душить их, затуманили бы чувства и рассудок и не позволили бы подняться на поверхность, разве что после долгих часов декомпрессии на разных уровнях. К счастью, дыхательные системы моравеков потребляли чистый кислород.
– Ну что, посмотрим в лицо врагу?– спросил Орфу.
Любитель Шекспира двинулся вперёд, как можно аккуратнее карабкаясь по изогнутому корпусу развалины, и всё-таки потревоженный ил окутал друзей облаком, будто пыльная буря на суше.
