– Это, наверное, был другой саблезубый тигр? – предположила Ханна.
– Ну да, – кивнул бородач. – Или войникс.
– Войниксы не едят, – вставил Харман и тут же устыдился собственной недогадливости.
Никто покачал головой, тряхнув седеющими кудрями.
– Нет, но саблезубый мог напасть на этих тварей, а скушали его уже потом, возможно, свои же кошачьи родственники. Видели вон там, на рыхлой земле, рядом с отпечатками лап следы войниксов?
Харман закусил губу: он их тоже заметил, однако по невнимательности не придал значения.
В общем, друзья повернули назад, и глупый бык тащился, будто назло хозяевам, со скоростью смертельно больной улитки, хотя Никто и пытался подбодрить его древком копья, а подчас и острым наконечником. Колёса и ось опасно скрипели всю дорогу; однажды пришлось остановиться и править расшатавшуюся втулку. Между тем в лесу похолодало ещё сильнее; ветер нагнал откуда-то низкие тучи. Уже начало смеркаться, а путники одолели только половину дороги.
– Хорошо хотя бы, что нас ожидает горячий ужин, – промолвила Ханна, известная своим оптимизмом, который отказывал этой высокой и статной женщине разве что в часы безнадёжной любовной тоски. Впрочем, сейчас даже её беззаботная улыбка смотрелась немного вымученной.
– Попробуй ближнюю сеть, – посоветовал Никто.
Древний грек не имел напульсных функций. Зато его тело – не просто старого, а очень старого образца, чистое от любых наногенетических штучек, которыми около двух тысячелетий была напичкана человеческая кровь, – не могла уловить и зарегистрировать ни одна сеть.
– Только помехи, – сообщила Ханна, поглядев на голубой овал над запястьем, и отключила поиск.
– Ну и ладно, мы тоже стали невидимками, – сказал её молодой поклонник, не сводя с неё настойчивого взгляда. На шее Петира висела дротиковая винтовка, рука сжимала грозное копьё.
Четвёрка продолжала еле-еле плестись по лугу вслед за громко скрипящими дрожками, царапая ноги о высокие острые травы. Харман то и дело косился на обнажённые икры и голени Одиссея, про себя удивляясь, почему их не покрывает сплошная сеть алых рубцов.
– Похоже, целый день коту под хвост, – заметил вслух Петир.
Никто пожал плечами.
– По крайней мере теперь нам известно, что в Ардисе кто-то истребляет оленей. Ещё месяц назад на такой охоте я обязательно подстрелил бы пару-другую.
– Новый хищник? – Харману сделалось не по себе.
– Может, и так, – ответил бородач. – Или же войниксы разогнали скотину, а сейчас истребляют лесную дичь, лишь бы мы передохли с голоду.
– Неужели они такие сообразительные? – подняла брови Ханна.
Люди привыкли смотреть на этих полумеханических-полуорганических созданий сверху вниз, видя в них только рабочую силу – бессловесную и тупую, способную лишь выполнять команды, запрограммированную на то, чтобы заботиться о хозяевах и защищать их от всяких напастей, подобно сервиторам. Однако в день Великого Падения сервиторы сломались, а войниксы стали смертельными врагами рода человеческого. Никто ещё раз пожал плечами.
– Они могут действовать и сами, но в основном получают приказы, как и прежде. А вот откуда – трудно сказать.
– Уж точно не от Просперо – воплощённой ноосферы или как его там, – вполголоса вставил супруг и возлюбленный Ады, – Помню, Сейви говорила, что этот… ну, он… создал Калибана и маленьких калибано для защиты людей от войниксов. Они вообще не из нашего мира.
– Сейви, – хмыкнул грек. – Даже не верится, что старуха отдала концы.
– Она мертва, – подтвердил Харман. На орбитальном острове они с Даэманом стали свидетелями того, как чудовище по прозванию Калибан убило её и неизвестно куда отволокло безжизненное тело. – А ты давно её знал, Одиссей… то есть Никто?
Коренастый мужчина погладил коротко стриженную бороду с проседью.
– Давно ли я знал Сейви? В пересчёте на реальное время – несколько месяцев… растянутых на деле до тысячи лет. Иногда мы даже спали вместе.
Ханна застыла будто вкопанная.
Никто усмехнулся:
– Ну да. Она в своей криоколыбели, а я – во временном саркофаге у Золотых Ворот. Рядышком, но по отдельности, как малыши в разных люльках. Я бы назвал это платонической близостью, если упоминать всуе имя одного из моих земляков. – И грек от души расхохотался, хотя ни один из товарищей не мог разделить веселья. Отсмеявшись, он произнёс: – Не стоит, Харман, верить каждому слову старухи. Она врала напропалую и много в чём не разбиралась.
– Я не встречал на свете более мудрой женщины, – ответил девяностодевятилетний. – И вряд ли когда-нибудь встречу кого-то подобного ей.
Никто сухо улыбнулся.
– А вот насчёт последнего ты прав.
На пути четвёрке пришлось пересечь небольшой поток, бежавший куда-то к реке. Каждый шаг заставлял опасно раскачиваться на краю валуна или павшей коряги. Страшновато промочить одежду или ноги в такой холод. Бык невозмутимо брёл по ледяной воде, с грохотом волоча за собою дрожки. Петир добрался до берега первым и встал на страже с оружием наготове, дожидаясь товарищей. Путники уже не шли по следам разбежавшегося скота: теперь они знали дорогу. Оставалось перевалить за покатый лесистый утёс, миновать усеянный камнями луг, потом ещё немного, а там уже – Ардис-холл, тепло, еда и сравнительная безопасность.
Горы тёмных облаков на юго-востоке поглотили солнце, и за считанные минуты на потемневшем небе проступили яркие кольца. В дрожках лежали два фонаря, и Харман захватил запасные свечи, однако в них ещё не было нужды. Вот когда тучи заволокут и кольца, и звёзды – тогда, пожалуй…
– Интересно, Даэман отправился за своей матерью? – подал голос Петир.
Похоже, молодой человек тяготился долгими паузами.
– Лучше бы меня подождал, – отозвался Харман. – Или пока там не наступит день. В Парижском Кратере нынче неспокойно. Никто хмыкнул.
– Странно, но среди -всей вашей братии Даэман, кажется, лучше всех умеет о себе позаботиться. Признайся, Харман, ведь он и тебя удивил?
– Ничуть, – фыркнул супруг Ады, однако призадумался и понял, что солгал.
Всего лишь год назад, при первой встрече, перед ним предстал вечно ноющий, пухлый маменькин сынок, способный только ловить бабочек и соблазнять юных девушек. Сказать по совести, девяностодевятилетний мужчина вообще подозревал, что парень явился тогда в Ардис-холл с одной целью – прельстить кузину Аду. В начале их похождений Даэман держался трусовато и беспрестанно хныкал по поводу и без повода, но самое интересное: Харман уже не мог не признаться хотя бы перед собой, что сам он изменился гораздо меньше, чем этот холеный коллекционер насекомых. Не кто иной, как изголодавшийся, однако исполненный решимости Даэман, похудевший на сорок фунтов, зато злющий, как чёрт, сразился врукопашную с Калибаном в условиях почти нулевой гравитации на орбитальном острове Просперо. Если бы не кузен Ады, её возлюбленному и Ханне нипочём бы не выбраться оттуда живыми. Со дня Великого Падения парень посерьёзнел, сделался молчаливее, с упорством отдался овладению навыками борьбы и выживания – всего, чему брался учить Одиссей.
