Мужчина достаёт маленький кожаный мех из-под плаща и выжимает на запёкшиеся губы последние капли вина. Остатки сыра и хлеба он съел десять часов назад, полагая, что скоро достигнет вершины. Однако, похоже, у этой горы верхушки вообще нет.
Кажется, миновали целые месяцы с того памятного утра, когда сын Пелея отправился в путь. Неужели три дня прошло с тех пор, как герой убил царицу амазонок и в небесах закрылась Дыра, отрезав от него Трою, ахейцев и верных мирмидонцев? Хотя плевать он хотел на пропавшую Дырку. Быстроногий не намерен возвращаться, пока не оживит Пентесилею и не сможет назвать её своей суженой. Жаль только, не успел подготовиться к путешествию. Тремя днями ранее, покидая командирскую ставку на бранном поле у подошвы Олимпа ради сражения с гордыми всадницами, Ахиллес рассчитывал вернуться через пару часов и потому захватил жалкие крохи съестного. В то утро сила, переполнявшая героя, казалась беспредельной, как и бурлящий гнев.
И вот теперь неизвестно, достанет ли ахейцу этой самой силы, чтобы спуститься обратно по металлической лестнице длиною в тридцать лиг.
«Может, и хватит, если бросить мёртвую женщину», – мелькает у него в голове, но герой прекрасно знает, что никогда не сделает этого. Просто не сможет. Как там выразилась Афина? «Феромоны вынесли приговор, и он окончателен. Дышит она или нет, Пентесилея – твоя первая и последняя страсть в этой жизни…»
Ахилл, сын Пелея, не имеет ни малейшего понятия о феромонах, зато понимает неотвратимость проклятия Афродиты. Страсть к амазонке, павшей от его беспощадной руки, снедает мужчину изнутри сильнее, чем лютый голод, от которого урчит в пустом животе. Обратной дороги нет. Афина говорила об исцеляющих баках на вершине вулкана, секрете богов, источнике их телесной неуязвимости и бессмертия, той потайной тропинке через «ограду зубов», а вернее, ненарушимую границу, отделяющую свет и жизнь от вечной тьмы. Целебные баки. Вот куда он положит Пентесилею. И когда любимая снова задышит, она станет невестой Ахилла. Даже могущественные Мойры не помешают ему исполнить задуманное.
Правда, сейчас его сильные загорелые руки дрожат от переутомления; герой наклоняется вперёд и опускает их на окровавленные колени поверх наголенников. Потом глядит сквозь прозрачные своды тоннеля и – впервые за долгие три дня – по-настоящему проникается открывшимся зрелищем..
Солнце уже на закате, и тень Олимпа накрыла багровый пейзаж далеко внизу. Дыра, как уже говорилось, бесследно исчезла; нет больше лагерных костров на красной равнине. Извивы эскалатора тянутся вниз на тридцать лиг; хрусталь переливается в вечерних лучах и ярко блестит на фоне склона, погружённого в сумрак. Далее тень ложится на линию берега, на крохотные с виду холмы и даже на море, чьи тёплые волны лениво накатывают на песок. Это на севере, а на востоке перед Ахиллом высятся, пронзая низкую пелену обагрённых закатом облаков, ещё три белоснежных пика. При взгляде на выгнутый край земли сын Пелея приходит в изумление. Всем известно, что мир либо плоский, либо похож на блюдце, то есть середина его должна.изгибаться вниз, а не вверх, как тут. Хотя вулкан ведь не греческий, это ахеец усвоил много месяцев назад; немыслимо высокая гора, синее-синее небо и красная земля – таким и должно быть жилище бессмертных, а значит, по рассуждению Ахилла, и здешний горизонт может вытворять всё, что ему вздумается.
Герой оборачивается, чтобы взглянуть наверх, и тут на склоне внезапно появляется бог.
Маленький такой божок по меркам Олимпа: ростом в жалких шесть футов, чуть ли не карлик. Пелид замечает согбенную спину, бороду и уродливое лицо. Бессмертный быстро отворачивается и, приволакивая ногу, обходит эскалатор в поисках повреждений. Ахилл не хуже любого аргивского воина знаком с олимпийским пантеоном: он тут же узнаёт Гефеста, покровителя огня и главного ремесленника среди богов. Похоже, осмотр почти закончен. Калека замирает на пронизывающем ветру посреди открытого склона, почёсывая бороду и что-то бормоча себе под нос, спиной к человеку, которого, как и его ношу, судя по всему, попросту не заметил.
Не дожидаясь, пока бессмертный обратит на него внимание, Пелид разгоняется, прорвав защитное поле; хватает бога огня и показывает ему серию своих излюбленных приёмов: для начала хватает Гефеста за дебелую талию (этот знаменитый захват принёс Ахиллу бесчисленные награды на состязаниях между борцами), затем опрокидывает врага и швыряет головой вниз о красную скалу. Бог изрыгает проклятие и пытается подняться. Тогда быстроногий рвёт на себя крепкую руку гнома-олимпийца и бросает его через плечо с полным переворотом согбенной спиной о камни (движение называется «летящая кобылица»).
Гефест ревёт и разражается по-настоящему чёрной бранью.
Подозревая, что в следующий миг поверженный телепортируется прочь, Ахиллес кидается на грузного коротышку, обвивает ногами его талию, так что под нажимом хрустят нетленные рёбра, и, опустив левую руку на шею бородача, правой тянет из-за пояса короткий богоубийственный кинжал и прижимает лезвие к горлу противника.
– Попробуй только улизнуть, – шипит сын Пелея прямо в заросшее волосами ухо искусного ремесленника. – Я полечу с тобой и порешу без разговоров.
– Тебе… не убить… хренова… бога… – хрипит Гефест, пытаясь короткими заскорузлыми пальцами оттолкнуть руку героя от своего подбородка.
Вместо ответа ахеец проводит клинком Афины по бессмертной шее. Рана хотя и длинная, чуть более трёх дюймов, но неглубокая. На косматую бороду брызжет золотой ихор. Одновременно Ахилл ещё сильней смыкает ноги, и рёбра трещат ощутимее.
Покровитель огня пропускает сквозь себя поток электричества. Высокое напряжение заставляет Пелида поморщиться, но не ослабить хватку. Бог прилагает сверхчеловеческие усилия, чтобы освободиться; противник проявляет ещё более сверхчеловеческую мощь и не выпускает его, всё крепче сжимая бёдра. Клинок острей упирается в горло краснолицему олимпийцу.
Гефест мычит, рычит и наконец обмякает.
– Ладно… хватит, – выдыхает он. – Ты выиграл эту битву, Пелид.
– Дай слово, что не исчезнешь.
– Даю… слово, – хрипит калека.
– И помни, – Ахилл стискивает могучие бёдра, заставив бога огня взреветь от боли, – нарушишь обещание – прикончу.
Тут он откатывается в сторону. Между тем воздух настолько разрежен, что быстроногий готов потерять сознание в любую секунду. Взяв бессмертного за тунику и спутанные космы, сын Пелея волочит побеждённого за собой через силовое поле, в тёплую и пригодную для дыхания атмосферу хрустального тоннеля.
Оказавшись внутри, ахеец бросает бога на металлическую лестницу и возобновляет жёсткий захват. Насмотревшись на Хокенберри, а также на некоторых бессмертных, он уже знает: любой, кто способен квитироваться прочь, переносит за собой того, с кем находится в телесном контакте.
Тяжело сопя и постанывая, Гефест косится на тело Пентесилеи, завёрнутое в испачканный покров.
– И что же привело тебя на Олимп, о быстроногий Ахилл? Постирушку больше негде устроить?
