В конце концов он все же обратил на себя внимание. Владелец шахты в Лимбурге заинтересовался странным шахтером с ученой степенью и известил полицию, та установила слежку… В общем, вскоре Зорге арестовали и выдворили обратно на немецкую сторону. В Руре оставаться тоже было бессмысленно, он слишком много уже там наследил. Тогда по партийному поручению в марте 1921 года Рихард отправился в землю Северный Рейн – Вестфалия, в Золинген, где снова занялся «бумажной» работой, став политическим редактором коммунистической газеты «Бергише арбайтштимме».
Кроме редакторской работы, он преподавал в партийной школе в промышленном центре Вупперталь, читал лекции в народном университете города Олигс. И если курс «Философские основы общественных наук» был трудно применим на практике, то другие два – «Курс экономики для фабричных советов» и «Что необходимо знать о законе о фабричных советах» – пользовались популярностью. Неудивительно, что рабочие округа Северный Рейн – Вестфалия избрали его делегатом на Иенский съезд КПГ, проходивший в конце августа 1921 года.
Компартия Германии уже тогда была мощной и организованной, в ней насчитывалось около 300 тысяч человек, и она неукоснительно принимала участие в любой заварушке – от стачки трамвайщиков до вооруженного восстания. Власти реагировали соответственно. Но Зорге пока не трогали, он как раз проходил очередной «кабинетный» период, так что прицепиться к нему было трудно. Он как бы не скрывал своих взглядов – и в то же время не давал полиции возможности применить против него репрессии, хотя сильно мешал власть имущим. Приходилось ждать повода, и Рихард не замедлил его предоставить, дав на сей раз основание обвинить себя в безнравственности.
…Куда бы ни забрасывала Зорге судьба, он продолжал поддерживать связь с Герлахами. Впрочем, его давно уже привлекала в дом наставника не только дружба с хозяином дома. Слишком уж часто они виделись с Кристиной. Муж молодой женщины был неизлечимо болен, а рядом, так близко находился другой мужчина – красивый, смелый и неотразимо притягательный, он всегда был неотразимо притягателен для женщин. Не то чтобы Рихард «уводил» жену друга – нет, он просто не мешал Кристине влюбиться в себя. Позднее она скажет: «Ика никогда ни на чем не настаивал, люди сами тянулись к нему…». «Сама потянулась» и Кристина, да так основательно, что муж все заметил и заговорил о разводе. Молодая женщина, не в силах выбрать, уехала к мачехе в Южную Германию, откуда, хорошо подумав, вернулась не к мужу, а к Рихарду. Они стали жить вместе, дав наконец властям и бюргерской «общественности» долгожданный повод. После того как Зорге привел в дом чужую жену, против него началась настоящая травля – их даже требовали выселить из города. Из выселения, конечно, ничего не получилось, не те были времена, но все равно из Золингена надо было уезжать. В октябре 1922 года Рихард и Кристина перебираются во Франкфурт-на-Майне.
«Увод» жены, как ни странно, не испортил отношений между мужчинами, впрочем, в революционной среде на подобные вещи смотрели просто. Во Франкфурте Рихард вместе с Герлахом входит в число основателей Общества социологических исследований и получает место преподавателя в институте социологии, относящемся к этому обществу. Директором института должен был стать профессор Герлах, однако не успел, умер в 1923 году. В том же институте получила работу и Кристина, а вскоре институт социологии был присоединен к Франкфуртскому университету, и таким образом статус его работников несколько повысился. Именно во Франкфурте Рихард завел те многочисленные связи в научной среде, которые позднее помогли ему успешно выполнять работу разведчика. Люди, с которыми он тогда работал как социолог, делали свою карьеру, некоторые достигли многого, и, когда у Рихарда возникла потребность в связях для успешной легализации, старые знакомства очень и очень помогли.
Рихард не сказать чтобы совсем, но в достаточной мере был равнодушен к денежной и бытовой сторонам жизни, однако теперь появилась жена, и неплохо было бы обзавестись сносным жильем. Им все удается, инфляция и жилищный кризис этой пары словно не касаются, по-видимому, платят в институте достаточно хорошо. В парке возле богатого особняка они сняли конюшню с жилым помещением для конюхов и переделали жилую часть в симпатичный домик. Художник из числа друзей Зорге занялся оформлением комнат, покрасив одну в красный, другую в желтый, а третью – в голубой цвет. Несмотря на нетрадиционное оформление, дом притягивал к себе людей. Сюда во множестве приходили друзья Рихарда по институту и редакции газеты, вечером собирались художники, музыканты, писатели. В общем, было весело – не менее весело, чем в доме Герлаха.
Кристина вспоминает о своем втором муже: «Он любил кошек и собак и играл с ними, как мальчишка. Не будучи особенно разборчивым в еде, он тем не менее с удовольствием готовил. Его меню было не очень обширным, однако, определенно, больше моего… Если блин разваливался, он мрачнел. Его не утешало, даже если я называла бесформенное произведение его кулинарного искусства королевским блюдом…».
Рихард к тому времени успел повысить и свой статус в партии. Он заведует партийной кассой своей организации, отвечает за картотеку членов учета и, кроме того, является связным между Франкфуртом и Берлином. Однако в его жизни все как-то уж слишком мирно. Учитывая логику биографии, это не могло быть надолго…
В конце 1922 года к власти пришло еще одно правительство во главе с экономистом Вильгельмом Куно. Экономика страны находилась на грани катастрофы, и новое правительство отказалось платить репарационные платежи. В ответ французы тут же оккупировали Рур, который давно хотели прибавить к уже захваченному Саару. Начиная с 1921 года они при каждом возникающем осложнении между Германией и союзниками угрожали оккупацией Рура, где было сосредоточено 90 % немецкой добычи угля и 70 % выплавки чугуна, и вот наконец дождались момента. Однако толку от этого не вышло никакого и никому. Немецкое правительство призвало шахтеров не давать французам угля, так что уголек не получил никто. Более того, нерасчетливая алчность французов аукнулась так, что державы-победительницы притихли всерьез и надолго.
Лишенная топлива, экономика Германии вошла в тяжелейший кризис. По всей стране закрывались заводы, количество безработных выросло до 5 миллионов человек, инфляция приняла невероятные размеры. В августе 1923 года курс золотой марки составлял 1 млн, в сентябре – 23,5 млн, в октябре – 6 млрд, а в ноябре – 522 млрд бумажных марок. Население голодало. Мясо, молоко, жиры для большинства немцев были давно уже недоступны, а теперь не хватало даже хлеба и картофеля. Землевладельцы отказывались продавать продукты, торговцы придерживали товары, еще больше провоцируя инфляцию. По всей стране начались голодные бунты. Рабочие и безработные сбивались в продотряды, которые откровенно грабили деревню, выкапывали на полях картофель и собирали зерно. В сентябре, когда урожай был собран, а энергия недовольства масс по-прежнему требовала выхода, начались забастовки. Как оно обычно бывает в подобных ситуациях, рабочие «полевели» – не зря же Ленин в качестве одного из условий революционной ситуации ставит возросшие нужду и бедствия трудящихся масс. Резко выросло влияние коммунистов.
И тут в действие вступила Советская Россия, которая никогда не упускала из виду обстановку в Германии. Точнее, не совсем Советская Россия, а гнездившаяся в Москве совершенно замечательная организация – Коммунистический интернационал, или сокращенно Коминтерн, сборище профессиональных поджигателей мирового пожара. Сбывались самые смелые мечты марксистских теоретиков – вот она, долгожданная немецкая революция! Надо лишь немножко помочь, подтолкнуть…
