— Ты хочешь сказать, что Копье в данный момент находится в Германии? — Пан Юлиуш скептически покривился.
— Биться об заклад на сей счет я бы не стал. Но если даже так, то повторюсь — это не подлинник, хотя и изготовлен он в древности. Хартман, конечно, сильно недолюбливал янки и не отдал бы им реликвию, но он умер в 1983 году. Артефактом стали распоряжаться его собратья по ордену, и, кто знает, может быть они передали Копье американцам. Могло быть и так, что спецслужбы США установили, где находится святыня, и похитили ее; могли они убрать и самого Хартмана. У меня есть нехорошие предчувствия, что поддельное Копье, пусть и не имеющие великой силы (а как это можно узнать, не затеяв войну?), находится сегодня в США. Это подтверждается их в высшей степени агрессивной политикой. Очередное заблуждение на предмет всемогущества Копья…
— Чушь! — вскричал пан доктор. — Насчет копии я с тобой согласен. Из рук американцев трудно что-либо выцарапать. Менталитет бандитов, «покорителей» Дикого Запада, которые сбегались в Америку со всей Европы, неистребим. Но что касается самого Копья, тут уж извини. У меня есть своя версия, подтвержденная фактами. Документально подтвержденная!
— Да ну! — Николай Данилович иронично улыбнулся.
— Смейся, смейся, гробокопатель несчастный! — разозлился пан Юлиуш. — Посмотрим, как ты будешь скалить зубы, когда я открою тебе нашу фамильную тайну. Только дай мне слово, во-первых, что никому об этом не расскажешь, а во-вторых, составишь мне в поисках компанию. Никому другому, кроме тебя, я довериться не могу. Ты человек чести.
Тут пан доктор бросил выразительный взгляд на Глеба, который откровенно скучал. Тихомиров-старший понял его безмолвный намек и сказал:
— Тогда милости прошу в мой кабинет. Насчет слова — считай, что я уже его дал. Тихомировы никогда не были замечены в бесчестье и никогда не нарушали клятв. А ты, Глебушка, убери со стола…
Старики-разбойники, как мысленно обозвал их Глеб, удалились. Быстро перетащив грязные вилки-тарелки на кухню, Тихомиров-младший поспешил в свой кабинет. Там он включил монитор и миниатюрную видеокамеру, которая находилась в отцовском кабинете. Такие камеры установили в тех помещениях дома, где находились ценности: в весьма просторной гостиной, которая была похожа на выставочный зал ювелирного искусства и живописи средних веков, в кабинетах Николая Даниловича и Глеба, а также в подвале, возле сейфов с очень дорогими историческими раритетами, которые Тихомировы не показывали даже друзьям.
Говорил пан доктор:
— … Князь Николай-Христофор Радзивилл Сиротка в 1582–1584 годах по обету, данному из-за слабости здоровья, совершил паломничество по святым местам Палестины и Египта. Результатом долгого и небезопасного путешествия стали дневниковые записи, которые он вел на родном для него польском языке. Однако, вернувшись в Несвиж* (с начала шестнадцатого века это был центр владений рода Радзивиллов), записи свои князь почему-то сразу не обнародовал. «Путешествие, или Похождение в землю Святую князя Николая Радзивилла», издали отдельной книгой лишь в 1611 году. В дальнейшем это издание легло в основу многочисленных переводов на польский, немецкий, французский языки и, кстати, двух переводов на русский язык.
— Мне это известно, — сказал Николай Данилович.
— Не сомневаюсь. Но есть странные нюансы в этой истории. «Путешествием» на Руси интересовались многие светские люди и особенно высшее духовенство. Среди последних были наиболее образованные представители своего времени — Симеон Полоцкий, Сильвестр Медведев, Афанасий Холмогорский, Димитрий Ростовский, а с именем Евфимия Чудовского связано создание одной из редакций этого исторического памятника.
— Это понятно. «Путешествие» написано живым языком, интересно по содержанию и не пестрит дурацкими выдумками, как у некоторых ходоков «за три моря». Книгу Радзивилла отличает наблюдательность, фактографическое богатство и авторская установка на объективность. Дай-ка вспомню… — Тихомиров-старший наморщил лоб, поднял глаза к потолку, словно там появился видимый только ему текст, и продекламировал цитату: — «Гисторики, поистине, далныя пути восприимати обыкоша, дабы стран положение, языком нравы и прочыя вещи описали; но аз путешествование мое вин ради иных обаче восприял, яко нижее сего покажется, чего ради подобием историком к тебе писати не буду». Кажется, так.
— Удивительно, но память у тебя прежняя. Восхищен.
— Не льсти мне. Это совсем не так. Старею… Просто совпадение. Полгода назад я писал статью в журнал и мне пришлось перечитать сочинение князя Радзивилла.
— И все равно ты дока в истории и археологии, каких уже мало. Уходит старая школа… — Пан Юлиуш тяжело вздохнул. — Так вот, из записей князя почему-то исчезли несколько последних страниц. Скорее всего он сам их и выдрал. Но почему?
— Почему? — эхом повтори Николай Данилович.
— А потому, что в них описано Копье Милосердия! Настоящее копье центуриона Лонгина. Но ежели это так, то выходит, что князь Радзивилл не только его видел, но и держал в руках. Мало того, он привез его в Несвиж!
— Да, друг мой сердешный, по-моему, мы за обедом слегка усугубили ситуацию… Водка-то наша позабористей польской «Выборовой» будет.
— Ты не веришь мне?!
— Если это для тебя так важно, то будем считать, что у меня нет ни малейшего сомнения в достоверности твоего рассказа.
— Вижу, вижу, что не веришь… Что ж, Фома Неверующий, буду бить тебя фактами. Я прямой потомок по мужской линии несвижского бурмистра Яна Гановича, который отстраивал замок князей Радзивиллов. Мой прапра… в общем, предок оставил тайную записку. О ней ничего не было известно до этого года. История, в общем, тривиальная: дедовский молитвенник, реликвия нашего рода, который передавался из рук в руки по старшинству, совсем развалился, и я отнес его в переплет. Но поскольку книга-то раритетная, ей просто нет цены (молитвенник отпечатан во Львове в 1591 году в бывшей типографии Ивана Федорова, которую выкупило так называемое «Львовское успенское братство»), я лично присутствовал при переплетных работах. Тем более что крышки молитвенника с серебряным окладом, который украшен сканью и драгоценными камнями. Когда переплетчик снимал бархатный фон под окладом, он нашел лист пергамента. Текст, написанный на этом пергаменте, оказался посланием Яна Гановича своим потомкам.
— Ну и?..
Глеб даже на бесстрастном экране монитора уловил лихорадочный блеск отцовских глаз. «Похоже, батя завелся», — подумал он обеспокоенно. Глеб был уверен, что Копье Лонгина — это библейские сказки. И тем удивительней ему было слышать разговор двух солидных мужей, докторов наук, на такую несерьезную тему.
— Мой предок пишет, что Николай Радзивилл привез из Палестины какую-то очень ценную реликвию… — Пан Юлиуш вытряхнул пепел из трубка и спрятал ее в карман. — А поскольку времена тогда были смутные, князь пригласил итальянского архитектора Бернардони и тот построил для этой реликвии самое надежное укрытие — сильно укрепленный каменный замок с разветвленной системой подземных ходов и камер. Он был сооружен на месте большого имения, возведенного в первой половине шестнадцатого века Николаем Радзивиллом Черным (построенным, кстати, ради получения княжеского титула). Вокруг нового замка выросла современная система укреплений: старые каменные стены заменили высокими земляными валами с выступающими вперед бастионами, на которых установили артиллерийские орудия. Куртины и бастионы Несвижского замка укрепили камнем, по верху вала шла защищенная бруствером дорога. Вокруг замка вырыли широкий и глубокий ров, вода в который поступала из окружавших замок прудов. В течение нескольких лет проводились работы по расширению речки Уши, выкапывались искусственные озера, таким образом получилось, что замок стоял на своеобразном рукотворном острове, являясь неприступной крепостью. Попасть в него из города можно было только по длинному деревянному мосту, который шел через озеро и в случае опасности легко разбирался. Он доходил до оборонительного рва с переброшенным через него подъемным мостом.
