* * *
Следствием визита к аге стала негласная охрана московитов. Кроме собственно султанских ищеек за купцами везде следовали переодетые янычары. Поэтому отношение со стороны османов к Трифону и его товарищам на рынках и улицах Истанбула (со временем и они стали так называть столицу турского государства вместо привычного русским Царьграда) было более чем любезным. А уж мелкие воришки, готовые в любой момент срезать с пояса зазевавшегося иноземца кошелек с деньгами, не приближались к ним и на пушечный выстрел. Так что щедрые подношения аге янычар себя оправдали. Хотя столь пристальное внимание к своим персонам купцам не очень нравилось, особенно Трифону Коробейникову.
Он ждал посредника из Палестины, который привезет ему весточку от владельца Копья. Об этом им сообщил купец Маврокордато, из местных греков, который находился у посредника в доверии. Московиты и посредник должны были предварительно обговорить все условия сделки, а только потом их ждала встреча с владельцем Копья. И как теперь с этим человеком тайно встретиться, ежели над ухом постоянно сопят ищейки султана?
Возвратившись к вечеру в караван-сарай (по турскому обычаю, купцы просидели в хамаме целый день в специальной «комнате услад» с тихо журчавшим фонтаном, наливаясь кахвой, объедаясь халвой и наслаждаясь неторопливой беседой обо всем и ни о чем), Коробейников первым делом позвал в свою комнату Ивашку Болотникова. Его спаситель оказался на диво толковым малым. Он явно был хорошо знаком с грамотой, хотя и старался не подавать виду, — говорил, что читать умеет, но плохо, — однако Трифона трудно провести. А когда он однажды подсмотрел, как Ивашка свободно болтает по-турски с торговцем на рынке, то и вовсе зауважал своего нового слугу.
Но купец не мог допустить, чтобы рядом с ним каждодневно находился столь таинственный и непонятный человек. И он искал удобный случай, когда можно будет поговорить с ним начистоту. И такой момент наконец наступил.
— А присаживайся, Ивашко, — любезно сказал Трифон, и Болотников, изобразив легкий поклон, сел на предложенный купцом табурет. — Как тебе служится у меня?
— Спасибо, Трифон Матвеевич, все хорошо.
— Не зобижают ли тебя мои люди, всем ли доволен?
— Всем доволен. Лучшей службы и желать нельзя.
— Ну, а коли так, то скажи мне, как на духу, кто ты есть?
По острому пытливому взгляду купца Болотников понял, что на этот раз ему не отделаться полуправдой. Близко общаясь с Коробейниковым и Греком, он уже понял, что долго обманывать их не удастся. Кочевая купеческая жизнь, полная опасностей, приучила и одного, и другого не доверять никому. Ивашко попал в обоз только благодаря своему званию «спасителя» Трифона от татей. В противном случае его не пустили бы и на порог купеческого дома — московские купцы доверяли только своим, проверенным людям.
Истолковав несколько затянувшуюся паузу как замешательство, Трифон ободряюще молвил:
— Да ты не боись, мы своих не сдаем. И потом, святая правда, пусть и горькая, гораздо лучше сладкой лжи. Правда очищает человеческую душу, а ложью вымощена дорога в ад.
— Не боюсь я ада, Трифон Матвеевич. Потому как никому ничего дурного не сделал. А что касается моей личности… Что ж, можешь меня казнить или миловать, но я действительно не все рассказал о себе. Беглый я, Трифон Матвеевич, беглый холоп. А происхожу я из боярских детей. Да вот только батюшка не оставил нам ни полушки… Чтобы не пойти по миру побирушкой, продался я князю Андрею Телятевскому, у которого служил в вооруженной свите боевым холопом. Не поладил я с князем, велел он заковать меня в цепи и бросить в подвал. Да только не на того нарвался… — Болотников криво улыбнулся. — Сбежал я. Прибился в Москву. А там Бог послал мне удачу… помог спасти тебя, Трифон Матвеевич. Вот и весь мой сказ.
Он и под пытками не проговорился бы, что нападение татей было инсценировкой. Рассказать ВСЮ правду значило оскорбить Коробейникова до глубины души. Купец может много чего простить, но только не человека, который оставил его в дураках.
— Ну, коли так… — Трифон почесал в затылке. — То-то я смотрю, больно шустрый ты. И языкам, никак, обучен?
— Да, — признался Ивашко. — Знаю польский, турский и немецкий.
— Вон как! — удивился купец. — Читаешь али только говоришь?
— Читать тоже могу.
— Жаль, что ты не купеческого сословия… Ну да какие твои годы. Послужишь у меня, пооботрешься, приказчиком сделаю, если сдюжишь, а там видно будет. Что касается князя Телятевского, то с ним мы как-нибудь разберемся. Знаю я этого прохвоста… больно на деньги падок. Откупимся. Как тебе мое предложение?
— Благодарствую, Трифон Матвеевич! — с жаром воскликнул Болотников. — Можешь на меня положиться. Я не подведу. Сделаю все, что прикажешь.
— Вот и добро. Есть одно важное и тайное дело. Для него нужен человек, владеющий турским языком. Истанбул уже изучил?
— Весь обегал. Не заблужусь и ночью.
— Это хорошо. Тогда слушай… — И Коробейников рассказал Болотникову о рыжем шпионе, который следовал за купцами до самого караван-сарая. — Не нравится нам этот рыжий пройдоха. Разузнай, кто он, откуда, и хорошо бы выведать, почему за нами следит и кто его нанял.
— А не проще ему поджилки подсечь? Чтобы не бегать за ним по всему городу и чтобы не был таким прытким.
— Проще. Но это будет глупо. Уверен, что у рыжего есть господин, который пришлет вместо него другого, которого мы не будем знать. А это гораздо хуже.
— И то верно… Так я пошел?
— Возьми на расходы… — Трифон передал Ивашке увесистый кошелек с акче*. — Ты должен стать его тенью. Но старайся, чтобы он не заметил тебя. А теперь иди. С богом!
Болотников ушел. Купец достал из походного сундучка бутылку романеи, наполнил кубок и зажег кальян. Трифон долго выбирал на рынке, прежде чем купить себе настоящее диво — ажурную чеканную башенку из серебра в полроста человеческого с пузатой колбой розового стекла и длинной гибкой трубкой, обвитой золотым шнуром.
Московиты давно были знакомы с табаком, но в общей массе он не привился. Курили в основном иностранцы — английские купцы, наемники-голландцы и беглые запорожские казаки, скрывавшиеся в России по тем или иным причинам. Сам Трифон дома и на дух не переносил табачный дым. Однако пребывание в Истанбуле резко изменило его мнение об этой, на первый взгляд, дурной привычке.
Во-первых, курение кальяна являлось неотъемлемой частью посещения кыраатхане — кофейни, где горьковатый запах коффы, смешиваясь с ароматами «тумбеки» — особого сорта персидского табака для кальянов, приносил посетителю огромное удовольствие.
Во-вторых, в Турской земле кальян считался необходимой частью званого обеда и долгих философских бесед, а главное, деловых переговоров. Предложение выкурить кальян являлось важным знаком доверия, и отказ мог восприниматься как серьезное оскорбление. Этот момент стал главной брешью в обороне Трифона, после чего он сдался на милость победителя-кальяна и постепенно пристрастился к курению.
