Увы, из спиртного на столах присутствовал лишь абрикосовый самогон. Он оказался таким крепким, что даже слезу вышибал. Вифисарий, привыкший к хорошим виноградным винам, захмелел очень быстро, и не приди к нему на помощь Гатаспа, который дал ему выпить какой-то порошок, мигом прогнавший хмель из головы, мага из-за стола вынесли бы на руках, что среди калашей считалось позором.
Пока мужчины предавались возлияниям, девушки танцевали. Под мелодичные звуки дудок, флейт и тихий рокот барабанов они пели ритмичную песню и кружились небольшими группами, положив друг другу руки на плечи.
Девушки и женщины были одеты в черные платья, украшенные понизу, на рукавах и на плечах яркой вышивкой нитками и ракушками. На головах у них красовались круглые шапочки, сделанные из разноцветных деревянных шариков. Сзади к шапочкам крепились широкие пестрые ленты, а спереди — крохотные бубенчики, которые звенели при каждом шаге. Из украшений девушки носили бусы из тех же деревянных шариков и бубенчиков, а также ожерелья из монет, большей частью бронзовых.
Когда музыка стихала, седобородый старик с длинной резной палкой в руках начинал что-то рассказывать собравшимся мерным, заунывным голосом. Это был сказитель. Он рассказывал участникам праздника легенды из жизни калашей.
Танцы проходили почти в полной темноте. Место для танцев (действо из-за теплых весенних дней происходило не в помещении, а на самой площади) лишь немного подсвечивалось пламенем костров. Танцы продолжались всю ночь. Ближе к утру к девушкам присоединились и юноши. Окончания праздника маги дожидаться не стали, ушли, когда забрезжил рассвет.
Они спали до обеда. Когда Вифисарий проснулся, в голове у него гудели шмели. В отличие от него, Гатаспа выглядел свежим, словно росток первого весеннего цветка. Он приготовил гостю холодный пенящийся напиток, после которого маг брауи значительно повеселел и почувствовал прилив сил.
— Что это? — спросил он с интересом.
— Перебродивший сок белокорого северного дерева. В моей роще есть несколько таких деревьев. Я насобирал целую амфору сока. Весна для этого — самое время.
— Возьму себе на заметку… — Вифисарий тряхнул головой, приводя беспорядочные мысли в надлежащее состояние, и продолжил: — Готовься к дальнему путешествию. Мы отправляемся к Мелхиседеку.
— Где он сейчас?
— По моим сведениям, в Вавилоне.
— Что он там делает? — удивился Гатаспа. — Ведь от прежнего Вавилона с его храмами, библиотеками и обсерваториями остались лишь одни развалины. Да и те разбирают по кирпичику.
— Ну, не совсем так… Кое-что все же осталось. То, что нужно магу такого высокого ранга, как Мелхиседек. Только не спрашивай, что именно. В такие дела он не посвящает никого, даже самых близких ему людей.
— Много ли осталось у него близких… — проворчал Гатаспа.
— Думаю, что не очень. А скорее их вовсе нет. Мелхиседек уже прожил дольше всех самых старых магов. И пока еще не думает отправляться в Высшие Сферы. Ладно, пусть его… Речь пока не о том. Ты подготовил свои дары?
— А как же. Смотри… — Гатаспа поднял крышку резного сундука, достал оттуда красивую кипарисовую шкатулку с чеканной серебряной окантовкой и открыл ее.
Шкатулка была заполнена каплевидными кусками отборного — «росного» — ладана*, розоватого на цвет.
— Теперь твой черед хвалиться, — сказал он, закрывая шкатулку.
Вифисарий сумрачно кивнул и достал из своей дорожной сумки бамбуковый футляр с мягкой обивкой, а в нем широкогорлый сосуд из дорогого и прочного египетского стекла, закрытый притертой пробкой; размерами и формой он походил на небольшую дыню. Верхняя часть пробки представляла собой золотую печать с изображением летящего голубя. Через зеленоватое стекло хорошо просматривались красно-коричневые кусочки мирры*, заполнившие сосуд почти доверху.
— Мирра из страны Нуб*, — сказал Вифисарий. — Самая лучшая.
— Да-а… — Гатаспа тяжело вздохнул. — Путешествие наше радостным не назовешь… несмотря на рождение Спасителя.
— Так решил синклит Посвященных, — строго сказал Вифисарий.
— И нам осталось только подчиниться…
— Совершенно верно. Что ж, к дальней дороге почти все готово…
— Почти?..
— Для наконечника копья нужно отменное древко.
— Ну, это несложная задача. Калаши — великолепные резчики по дереву. А уж древки для копий и дротиков у них получаются одно загляденье. Для этой цели, думаю, нужно взять тонкий ствол мезуа*. У калашей есть запас хорошо высушенных прямых жердей.
— Что ж, тогда за работу…
* * *
Вифисарий с болью в душе смотрел с вершины невысокого холма на Вавилон. Что случилось с самым красивым из городов, которые ему довелось увидеть за долгие годы своей жизни?! Просторный царский дворец с золоченой крышей разрушен, от окружавшей город стены остались лишь отдельные участки, многие трех- и четырехэтажные дома стоят без крыш и с пустыми глазницами окон, глубокий ров с водой, окружавший Вавилон, пересох, обмелел и превратился в свалку отходов и нечистот…
Когда-то город имел восемь ворот, которые назывались именами богов: ворота богини Иштар, бога луны Сина, ворота Мардука, ворота бога земли Энлиля, ворота бога солнца Шамаша, ворота бога грозы и бури Адада, а также ворота Лугалгирра и Ураш. Теперь на их месте зияли лишь проемы.
Более-менее сохранилось только святилище покровителя Вавилона, бога Мардука, с медными вратами, семиэтажная пирамида-зиккурат Этеменанки*, на вершине которой находился храм, и ворота богини Иштар, облицованные синей плиткой с перемежавшимися рядами сиррушей* и быков. Через ворота и коридор, стены которого украшала плитка с изображениями львов, проходил Путь Процессий. Во время празднования нового года по Пути Процессий к зиккурату Этеменанки проносили статуи богов.
Нынче коридор Пути Процессий изрядно обветшал, плитка местами осыпалась, о храме, венчавшем зиккурат, напоминали лишь две колонны, а каменная лестница, ведшая наверх, напоминала щербатый рот древней старухи. Да и возвышенность, на которой стояли Вифисарий и Гатаспа, в свое время была одной из сторожевых башен; когда-то в ней располагалась таможенная стража. Теперь от башни осталось лишь крошево из сырцового кирпича, образовавшее холм, уже поросший чахлой травой.
— И где нам искать Мелхиседека? — спросил Гатаспа и чихнул; тонкая въедливая пыль хрустела на зубах, набилась в нос.
— Язык до Рима доведет, — ответил Вифисарий и тяжело вздохнул: о время, как ты беспощадно!
Им повезло. На одной из улиц Вавилона они буквально столкнулись с магом низкого ранга по имени Артабан. В отличие от Вифисария и Гатаспы, лошади которых были измождены длинной и тяжелой дорогой, вороной жеребец Артабана так и порывался пойти с места в галоп. Но повод держала крепкая рука. На вид рослому, черноволосому Артабану было не более сорока лет. Он был мускулист, жилист, а его большие черные глаза, в которых светился незаурядный ум, поражали своим ярким блеском.
