В 1926 году щипцы в сопровождении профессора Красовского прибыли на извозчике в упомянутое общежитие московского рабоче-крестьянского университета. Проходя по темной и вонючей — наследие царизма, коммунальной вагине общежития, профессор споткнулся, пытаясь удержать равновесие, взмахнул саквояжем и одновременно вскрикнул, очевидно, на латыни. Чемоданчик раззявил рот, и щипцы вылетели на пол. Они очнулись под порогом приоткрытой двери, за которой шумели.
«Комсомольское собрание», — догадались щипцы.
Ячейка бурно обсуждала задачи, поставленные в резолюции бюро ЦК ВЛКСМ «По вопросу о борьбе с антисемитизмом».
— За последнее время наблюдается усиление антисемитских настроений среди различных слоев молодежи, особенно несоюзной! — с возмущением сообщил председатель первичной ячейки Карп, вскорости ставший Кимом.
Собравшиеся загалдели.
— Национальность — это пережиток! Возьмем товарища Дзержинского!.. — страстно выкрикнул комсомолец в вязаном шарфе.
— Товарищи, товарищи! Давайте возьмем другого товарища, — поспешно предложил Карп.
— Хорошо. Возьмем товарища Луначарского, комиссара народного просвещения. Нет, лучше Мейерхольда возьмем. Тоже не русская баба какая-нибудь Яга товарища режиссера родила, так что теперь — стрелять его? А Карл Маркс? Давайте Маркса — к стенке? Это смешно, товарищи.
Все засмеялись.
— Руководство комсомола провозгласило решительную борьбу с проявлениями антисемитизма среди молодежи как одну из первоочередных задач союза! — громко и твердо заверил Карп. — Кто «за»?
Щипцы, к тому времени уже найденные и поднятые профессором Красовским, равно как и сам профессор, заслышав единогласное «за» против проявлений антисемитизма несоюзной молодежью, с тревогой поняли: Симпсонам и Брашам придется туго. А если начнутся перегибы? Или того паче — головокружение от успехов, кампанейщина? Не попадутся ли под горячую руку и Красовские?
Спешно приняв с помощью щипцов головку очередного Электрона, профессор Красовский помчался домой, где прямо от двустворчатых дверей засел за научно-революционную работу «Об усовершенствовании акушерских щипцов Симпсона». Через неделю труд был представлен на суд коллег, членов подкомиссии по упорядочению родов. Концепцией изыскания профессора стал план революционной агитации и пропаганды, а так же ленинский указ об увековечении памяти выдающихся деятелей мирового революционного движения. В соответствии с ними щипцы Симпсона, по мысли профессора, стали называться «Щипцами имени освобожденного рабочего класса» и состоять из «петли Ленина», «ложек Клары Цеткин» и «крючков Дзержинского».
— Головная кривизна Ленина как нельзя лучше войдет в таз и захватит головку, — увлеченно доказывал профессор, вычерчивая на доске стреловидные швы и роднички будущего младенца.
Между тем в рядах подкомиссии, с того ее края, где сидел рабочий Кандыбин, наметилось отчуждение. Как выяснилось после перерыва, профессора Красовского подвела «петля Ленина».
Вечером того же дня Карп вынул профессора из петли, перекинутой через печную вьюшку в одном из углов общежития.
— Понимаете, голубчик, — еле слышным голосом сообщил профессор, — рабочий Кандыбин усмотрел в термине «петля» аналогии с «удавкой». «Удавка Ленина», понимаете?
— Эх, товарищ Красовский, это старый мир в вас бродит, не дает обостриться классовому чутью. Ну назвали бы «петля империализма».
— Но как же, голубчик? Ведь речь идет о головках советских младенцев. Выходит, они появляются на свет благодаря усилиям империализма?
— Да, действительно, — Карп крепко задумался. — Буржуазный ревизионизм получается. Погодите-ка! А что если «петля Крупской»?
Профессор Красовский отпрянул, трагически ощупал шею в области кадыка и безнадежно разрыдался.
Карп напоил всхлипывающего профессора горячим чаем из сушеной моркови и устроил заночевать на связках решений бюро комсомольской ячейки. Решения оказались твердыми, профессор всю ночь ворочался, и к утру сам осознал, что его работа «Об усовершенствовании щипцов Симпсона» была политически незрелой и преждевременной. Сей же день, посоветовавшись с рабочим Кандыбиным, профессор Красовский переосмыслил роль и задачи щипцов, назвав их «Щипцами социализма». Работу профессор предварил воззванием: «Мир — рабочим, землю — крестьянам, родовые пути — коммунистам и комсомольцам!» Чуть было ошибкой не упомянул и пионеров, но вовремя спохватился. Щипцы ликовали, узнав, что отныне их главная задача — ускорять процесс родов с целью наименьших потерь рабочего времени работницами и служащими и их скорейшего возвращения к производительному труду. В перспективе представлялось, что доставшиеся в наследство от царизма мучительные, болезненные роды отомрут: трудовой коллектив вообще не будет ждать схваток, а каждый ребенок будет извлекаться автоматически, с помощью электрифицированных щипцов. Рабочий Кандыбин пообещал поднять вопрос о внесении в план ГОЭЛРО пункта «Скорейшая электрификация родов».
Увы, плану не суждено было осуществиться. И Надежда Клавдиевна Зефирова продолжала тужиться по старинке, дедовским способом.
Вообще-то разрешиться от Любови Надежда Клавдиевна должна была в другом родильном отделении, по месту прописки. Но Геннадий Павлович привез ее на мотоцикле с коляской сюда. Надежда Клавдиевна рожала по блату! В роддоме работала акушеркой золовка Валентина.
Родить по блату было мечтой всех знакомых и подруг Надежды Клавдиевны.
— Лишний раз подойдут, лишний раз умереть не дадут, — с надеждой делилась Надежда Клавдиевна с Геннадием Павловичем.
— Понятное дело, — вскидывал головой Зефиров. — Лишний укол какой сделают, еще чего лишнее. Вот это «лишнее» и предстояло пережить Надежде Клавдиевне.
«Что такое «пробная тракция»?» — заволновалась Любовь.
«Чистая формальность, — недовольно сообщили щипцы. — Элла Самуиловна проверит, не соскальзываю ли я».
«А-а, — успокоилась Любовь. — Конечно, здесь поскользнуться — раз плюнуть. Мокрень такая. Вы уж потихонечку, за стеночки держитесь. Или за меня ухватитесь».
«Спасибо, деточка! Я, пожалуй, за тебя и схвачусь. За головку, ладно?»
Щипцы, смущенные наивной готовностью Любови пособить ускорению родов, отвели взгляд и деликатно легли на нежную головку в области теменного бугра. Но когда рукоятки замкнулись, щипцы охватил трудовой порыв. Лет пятьдесят назад щипцы придумали трудиться истово, до кровавых мозолей, дабы у вооруженного наганом и полномочиями рабочего Кандыбина, члена подкомиссии по упорядочению родов, сложилось положительное представление о верности щипцов идеалам большевиков. С годами задумка выказать преданность партии, дабы не быть переплавленными на орала, стала сознательной идеологией щипцов. Они и думать забыли о том, что когда-то их трудовой порыв родился из обывательского желания остаться в живых. Нет, по прошествии стольких лет щипцы искренне, одухотворенно полюбили труд до ломоты в суставах, до хруста в костях. Щипцы, войдя в таз, входили в раж. Они не работали, они пахали! Да и прикипели к влагалищам за все-то годы. «Нет к счастью пути более верного, чем путь труда», — любили повторять они особо упирающимся младенцам и их ленящимся тужиться несознательным мамашам. Вот и сейчас щипцы изо всех сил сжали рукоятки, готовые вырвать Любовь из тела Надежды Клавдиевны живой или мертвой!
