— Возле часто посещаемого гражданином Феоктистом Тетюевым магазина «Теремок», в первую очередь, — раздраженно произнес Каллипигов.
— В первую очередь я организовала эти, как вы сказали?
— Доты.
— Ага! Возле магазина «Пропагандист» в первую очередь организовала.
— Посмотри, товарищ Каллипигов, какой психологически продуманный ход, — шепотом поделился Преданный. — Захват идеологически важных объектов пропаганды.
— Почему именно «Пропагандист»? — задал из укрытия вопрос Готовченко, которому тоже захотелось почувствовать себя преданным.
— Я там раз в неделю в отделе подписных изданий покупала книгу с письмами.
— Чьи письма ты получила в последний раз? Кто их писал?
— Пушкин.
— Не хочешь отвечать? Не надо, — зловеще согласился Преданный.
— Какова была конечная цель возведения накатов и надолбов?
— Чтобы инвалиды смогли выйти на улицы города, принять посильное участие…
— Тебе не кажется, что вовлекать инвалидов в свои политические игры было циничным ходом?
— Но они такие же люди!
— Люди, значит. Понятно. Увечья позволяют многим из них держать оружие, и ты этим воспользовалась.
— Но кто-то же должен за них бороться! Ведь инвалидов очень много, и они имеют право на счастье! Я просила директоров магазинов соорудить пандусы, чтобы расширить круг возможностей людей с ограниченными возможностями.
«Очень продуманное алиби», — написал Преданный на бумажке и пододвинул ее Каллипигову. — «Не подкопаешься, — кивнул в ответ Каллипигов. — Не дот, а пандус, не вооруженная банда, а группа инвалидов труда. Ладно, сделаем вид, что поверили».
— Любое начинание должно быть прежде всего партийно, в крайнем случае — народно, это в крайнем случае, — четко разъяснил товарищ Каллипигов. — Этот твой пандус — партиен? Слово-то какое иностранное, чуждое, как будто своих слов нету.
— Ну, можно сказать — съезд, спуск в смысле, скат, — согласилась Люба.
— Не смей марать такое святое для каждого советского человека понятие, как съезд! — срывающимся голосом выкрикнул из укрытия Готовченко, и посмотрел на Каллипигова.
Каллипигов одобрительно кивнул лбом.
«Да ничего мы не мараем!» — возмутилась коляска.
«Колеса по уши в грязи, и говорит «не мараем», — зло прошипела красно-зеленая ковровая дорожка.
«Да пошла ты!» — огрызнулась коляска.
«Хамка беспартийная», — ответила дорожка.
— Город вообще для таких, как мы, инвалидов-колясочников, не приспособлен, — негодующе сказал Люба. — Кругом ступеньки, крутые лестницы!
— Ровных дорог в жизни ищете? — прищурился Каллипигов. — Заметьте, товарищи, куда гражданка Зефирова первым делом прокладывает гладкую дорожку? В магазин! «Ткани», «Электротовары», «Обувь», «Хлеб-молоко»! Откуда в молодой еще гражданке эта мещанская тяга к накопительству, к стяжательству, к красивой удобной жизни?
— Э-эх! — сокрушенно крякнул завхоз Брюхов.
— У советского человека не хлеб с молоком на уме должен быть, а нерасторжимое единство личной и общественной воли. И общественное — на первом месте! А тут захотелось, видите ли, Зефировой без проблем молока купить, и она, не долго думая, не посоветовавшись со старшими товарищами, обезобразила облик нашего прекрасного, древнего и вечно молодого города уродливыми самостийными съездами, в смысле пандусами. И это в условиях строго лимитированных лесо- и пиломатериалов.
— Из этих досок коровник какой можно было соорудить, на сто нетелей, ты об этом подумала, дочка? — вздохнул завхоз Брюхов. — Или трибуну к Первомаю.
— На сто передовиков, — подсказал из укрытия Готовченко.
— Моральный кодекс строителя коммунизма, — строго и торжественно сказал Каллипигов.
— Инвалиды разве не могут строить коммунизм? — с обидой перебила Люба.
— Строитель коммунизма — здоровый нравственно и физически человек! — еще более торжественно произнес Каллипигов. — Физически здоровый!
— Только в здоровом теле — здоровый дух, — пояснил Преданный.
— И преданность делу партии — дело каждого преданного ее делу советского человека, — подхватил Каллипигов.
— Нет в нашей стране инвалидов, кроме некоторых нравственных уродов, потому что в СССР их не может быть!
«Кого это этот урод уродом назвал?» — пробормотала коляска.
— Как же нет инвалидов? А я? — спросила Люба.
— Прикидываются больными, чтоб не работать на производстве, — возмущенно доложила Инесса.
— Нет, конечно, иногда советские граждане получают увечья в боях за дело партии, — признал Каллипигов. — Летчик Маресьев, например. Так он стремился вновь встать в строй, подняться в наше социалистическое небо!
— Не будем лакировать действительность, — поддержал Преданный. — Увечья бывают даже на социалистическом производстве, хотя и не в таких, конечно, количествах, как на капиталистическом, потогонном, но получающие их трудящиеся всеми силами стремятся встать в строй.
— На пенсию-то не больно протянешь, — не к месту сказал завхоз Брюхов.
— Я потому и делала пандусы, что тоже стремлюсь!
— В «Ткани» за трикотином? — едко сказала Инесса.
— Далеко за примерами ходить не надо. Наша всеми уважаемая техничка, она же курьер, надорвалась на лесозаготовках. Но как хотел человек работать! Помните, товарищ Брюхов, как она здесь кричала: возьмите, Христа ради, хоть техничкой!
— Как не помнить, — подтвердил завхоз Брюхов.
— Вот видишь, Зефирова, товарищ Брюхов помнит. Успехи и достижения возможны, когда можешь идти единым строем.
— Но ведь были в истории выдающиеся инвалиды, — стояла на своем Люба. — Поэт Гомер был слепым. А сколько известно слепых пророков, предсказывавших будущее.
— Слепой пророк у нас один — Ленин, — строго сказал Каллипигов.
— Ты пойми, Зефирова, — подхватил Преданный. — Не будет в коммунизме ни бедных, ни богатых, ни больных.
— Ни здоровых, — встрял завхоз Брюхов.
— А куда же они денутся, больные? — выкрикнула Люба.
— Туда же, куда воры, расхитители, — разъяснил Каллипигов.
— В социализме останутся, — вновь подал голос завхоз Брюхов.
— Пусть мы, колясочники, в социализме останемся, но почему нельзя лифты, спуски для нас сделать?
— Да неужели бы очередной съезд КПСС не рассмотрел вопроса о лестницах, если это было важно? Не отметил бы повышение роли и значения лифтов на пути к коммунизму? Неужели бы не включил в очередной пятилетний план строительство пандусов? Но съезд даже краем не упомянул твои пандусы. Значит, ненужный это вопрос.
