А что, если полиция все-таки подсоединила эту систему к участку? Сол тряхнул головой и подошел к узким окнам, видневшимся между стеллажами. Ему удалось разглядеть белую громадину холодильника. Вдруг послышался отдаленный раскат грома; дождь с удвоенной силой застучал по крышам и живым изгородям. Сол принялся переставлять горшки, выстраивая их в пустых промежутках на полках; потом он отряхнул с рук чернозем и снял с подставки опустевший метровый стеллаж. Окна над грубо сделанной подставкой были закрыты на задвижку изнутри. Сол на секунду замер, упершись пальцами в стекло, и, выбрав самый большой и самый тяжелый из глиняных горшков, ударил им по окну.
Звон разбитого стекла показался Солу ужасно громким, громче, чем раскаты грома, последовавшие сразу за вращающимися отражениями молний, которые превратили неразбитые стекла окна в зеркала. Он замахнулся вновь и разнес бородатый силуэт собственного отражения, а заодно и вертикальную перегородку окна, осторожно вытащил торчащие осколки стекла и попытался во тьме нашарить задвижку. От внезапной детской мысли, что его могут схватить за руку, у него похолодела спина. Он нащупал цепочку и потянул. Окно раскрылось наружу. Протиснувшись в него, Сол ступил на пластик и осколки стекла, потом тяжело спрыгнул на пол кухни.
В старом доме все время раздавались какие-то звуки. Сразу за окнами по водостоку струилась дождевая вода. В холодильнике тоже что-то гудело, причем с таким буханьем, что у Сола душа ушла в пятки. Он отметил про себя, что электричество не отключено. Откуда-то донесся слабый скребущий звук, словно по стеклу скребли ногтем.
Из кухни в другие помещения вели три двери. Сол выбрал ту, что оказалась прямо перед ним, и вышел в длинный коридор. Даже в тусклом свете он различил то место в нескольких шагах от двери в кухню, где темный, натертый до блеска паркет был разбит в щепки. У подножия широкой лестницы он остановился, почти уверенный, что найдет там обведенные мелом силуэты тел на полу, как в американских детективах, которые он так любил смотреть. Но ничего подобного не было видно — только большое пятно на паркете возле нижней ступеньки. Сол заглянул в другой, более короткий коридор, ведущий в прихожую, а затем перешел в большую, но чересчур заставленную старинной мебелью комнату. Похоже, это была гостиная. Свет пробивался сюда сквозь панели цветного стекла в верхней части широкого эркера. Стрелки часов на каминной полке показывали застывшее время — 3.26. Тяжелая мебель в чехлах и высокие шкафы, набитые хрусталем и фарфором, казалось, вобрали в себя весь кислород. Нечем было дышать. Сол расстегнул ворот рубашки и быстро осмотрел гостиную. В помещении стоял затхлый запах: мастики, талька, и еще тут попросту воняло гниющим мясом. Сол содрогнулся, вспомнив свою древнюю тетушку Дануту и ее маленькую квартирку в Кракове. Дануте стукнуло сто три, когда она умерла.
Рядом с гостиной находилась пустая столовая. Замысловатой формы подвески люстры слегка позвякивали в такт шагам Сола. Он вышел в прихожую, оглядел пустую вешалку для шляп, здесь стояли две трости, прислоненные к стене. Мимо медленно проехал грузовик, и дом задрожал.
Оранжерея, расположенная сразу за столовой, была светлее, чем все другие помещения. Здесь Сол почувствовал себя совершенно беззащитным. Дождь прекратился. Среди мокрой зелени сада он мог различить розы. Через несколько минут будет совсем темно.
Антикварный застекленный шкафчик был разбит. Полированные створки из красного дерева разломаны, на полу валялись осколки битого стекла. Сол осторожно подошел к шкафчику и присел на корточки. На средней полке лежали перевернутые статуэтки и оловянные тарелки.
Он выпрямился и оглянулся. Без какой-либо видимой причины им вдруг овладел страх, даже паника. Запах мертвечины, казалось, преследовал его. Сол заметил, что его левая рука судорожно сжимается и разжимается. Он мог бы сейчас же уйти, стоило выйти в кухню — и через две минуты он был бы уже за калиткой.
Сол повернулся и по темному коридору направился к лестнице. Перила были на ощупь гладкие и прохладные. Хотя в стене напротив лестницы имелось маленькое круглое окошко, темнота, казалось, поднималась, словно холодный воздух, и оседала на лестничной площадке. Наверху он остановился. Дверь справа была почти сорвана с петель. Сверху свисали белые щепки, словно порванные жилы. Сол заставил себя войти в спальню. Вонь тут стояла такая, как бывает в холодильнике, забитом мясом, через несколько дней после того, как отключили электричество. В одном углу высился гардероб, похожий на гроб, поставленный на попа. Окна, выходящие во двор, были занавешены тяжелыми шторами. На старом трюмо, в самом центре, лежали дорогая антикварная щетка для волос и гребень слоновой кости. Зеркало выцвело и было покрыто пятнами. Высокая кровать — аккуратно убрана.
Сол уже повернулся, собираясь уходить, когда услышал звук шагов. Он замер; руки непроизвольно сжались в кулаки. Но ничего было не видно и не слышно. Только запах гнилого мяса. Сол уже хотел было идти дальше, решив, что звук шел из забитого водостока снаружи, когда вновь услышал шаги: тихо, осторожно, но неотвратимо и целенаправленно кто-то поднимался по лестнице.
Сол резко повернулся и побежал к гардеробу. Дверцы бесшумно открылись, и он скользнул внутрь, облепившись шерстью старушечьей одежды. В ушах у него со страшной силой отдавались удары сердца. Дверцы от древности несколько перекосились и закрывались неплотно; сквозь щелку он видел тонкую вертикальную полоску серого цвета, пересеченную темной горизонталью кровати.
Шаги добрались до верхних ступенек; последовала длинная пауза; затем, все так же тихо, кто-то вошел в спальню.
Сол затаил дыхание. Запах шерсти и нафталина смешивался с вонью гнилого мяса и грозил удушить его. Тяжелые платья и шарфы липли к его телу, тянулись к плечам и горлу.
Сол не мог понять, удалялись шаги или приближались, — так у него шумело в ушах. Он был весь во власти паники и никак не мог сосредоточиться на тонкой полоске света. Сол вспомнил, как земля падала на еще живые лица людей, как шевелилась белая рука в черной грязи, вспомнил серое сукно, казавшееся темным в зимнем свете, белый пластырь на поросшей щетиной щеке и небрежное движение ноги, свисавшей надо рвом, в котором белые руки и ноги пробивались сквозь черную грязь, как медлительные черви...
Сол резко выдохнул, раздвинул липкую шерстяную одежду и потянулся к дверцам гардероба.
Но он так и не успел дотянуться до них — они одним рывком распахнулись снаружи.
Глава 5
Вашингтон, округ Колумбия
Вторник, 16 декабря 1980 г.
Тони Хэрод и Мария Чен прилетели в вашингтонский Национальный аэропорт, взяли напрокат машину и сразу поехали в Джорджтаун. Время было после полудня. Когда они пересекали мемориальный мост Мейсона, река Потомак показалась им серой и медлительной. Обнаженные деревья отбрасывали тонкие тени на Молл. Висконсин-авеню была свободнее обычного.
— Сюда, — показал Хэрод. Мария повернула на Эм-стрит. Дорогие дома здесь, казалось, жались друг к другу в слабом зимнем свете. Дом, который они искали, походил на многие другие на этой улице. Перед бледно-желтой дверью гаража висел знак — «стоянка запрещена». Мимо прошла пара, одетая в тяжелые меха; дрожащий пудель тянул их за поводок.
