— Телефонный звонок, — ответил он. — Обычный телефонный звонок. На протяжении многих лет я аккуратно записывал телефонные разговоры между моей дорогой Ниной и Мелани, а потом мне это пригодилось. — Голос Вилли взвился фальцетом. — Мелани, дорогая, это ты, Мелани? Это Нина. — Вилли взял со (.тола второе яйцо.
— И вы заранее выбрали Филадельфию как место розыгрыша миттельшпиля? — поинтересовался Барент.
— Нет. Я был готов играть в любом месте, куда бы ни направилась Мелани Фуллер. Впрочем, Филадельфия меня вполне устраивала, поскольку она давала моему помощнику Дженсену Лугару возможность свободно передвигаться в негритянских кварталах.
Барент горестно покачал головой.
— Там мы оба потеряли много ценных игроков. Вот результат небрежных ходов как с той, так и с другой стороны.
— Да, мой ферзь в обмен на коня и несколько пешек. — Вилли нахмурился. — Надо было избежать слишком ранней ничьей, но в целом это не похоже на мою обычную игру в турнирах.
К Баренту подошел Свенсон и что-то прошептал ему на ухо.
— Прошу меня извинить, — промолвил миллионер и направился к столу с аппаратурой.
Через несколько минут он вернулся, явно взволнованный.
— Что это вы задумали, мистер Борден? — осведомился он сердито.
Вилли облизал пальцы и, широко раскрыв глаза, с невинным видом посмотрел на Барента.
— В чем дело? — вмешался Кеплер, переводя взгляд с Вилли на Барента. — Что происходит?
— Несколько суррогатов вырвались из загона, — пояснил Барент. — По меньшей мере двое из охранников убиты к северу от зоны безопасности. Только что мои люди засекли чернокожего коллегу мистера Бордена с женщиной... суррогаткой, привезенной на остров мистером Хэродом... они в четверти мили отсюда, уже на Дубовой аллее. Что это вы задумали, сэр? Вилли пожал плечами.
— Дженсен — мой старый и очень ценный помощник. Просто я возвращаю его сюда для эндшпиля, герр Барент.
— А женщина?
— Признаюсь, я намеревался использовать и ее. — Вилли окинул взглядом зал, в котором собралось по меньшей мере дюжины две нейтралов Барента с автоматическими винтовками и «узи». На балконах тоже было полно охранников. — И уж конечно, два обнаженных безоружных суррогата не могут представлять угрозу для вас, — со смешком добавил он.
Преподобный Джимми Уэйн Саттер оторвался от окна.
— А если Господь сотворит необычайное, — изрек он, — и земля разверзнет уста свои и поглотит их, и они живые сойдут в преисподнюю, то знайте, что люди сии презрели Господа, — и он снова повернулся к за оконной тьме. — Книга Чисел, глава 16.
— Премного благодарен, — буркнул Хэрод. Отвинтив колпачок от квартовой бутыли с дорогой водкой, он начал пить прямо из горлышка.
— Замолчи, Тони! — прикрикнул на него Вилли. — Ну что, герр Барент, впустите вы моих бедных пешек, чтобы мы могли начать игру?
Кеплер с расширенными от ужаса или ярости глазами дернул К. Арнольда Барента за рукав.
— Убей их, — настойчиво произнес он, затем указал дрожащим пальцем на Вилли. — Убей и его. Он сумасшедший. Он хочет уничтожить весь мир только потому, что чувствует приближение собственной смерти. Убей его, пока он не...
— Замолчи, Джозеф, — оборвал его Барент и кивнул Свенсону:
— Приведите их сюда, мы начинаем.
— Постойте, — сказал Вилли и на полминуты смежил веки. — Вот еще один. — Он открыл глаза и расплылся в широченной улыбке. — Прибыла еще одна фигура. Игра окажется гораздо более захватывающей, чем я предполагал, герр Барент.
* * *
Сол Ласки был застрелен сержантом СС с пластырем на подбородке и сброшен в Ров вместе с сотнями других убитых евреев. Но Сол не умер. В темноте он выбрался из мокрого Рва по гладким остывающим трупам мужчин, женщин и детей, привезенных из Лодзи и сотни других польских городов. Немота в правом плече и левой ноге уступила место раздирающей боли. Он был дважды застрелен и сброшен в Ров, но был все еще жив. Жив! И доведен до ярости. Ярость, клокотавшая в нем, была сильнее боли, сильнее усталости, страха и потрясений. Ему казалось, что он снова и снова полз по обнаженным телам, лежащим на дне сырого Рва, и он позволял ярости подогревать свою несгибаемую решимость остаться в живых. В кромешной тьме он все полз и полз вперед.
В некоторой степени Сол отдавал себе отчет в том, что галлюцинирует, и профессиональная часть его сознания металась в догадках — не ранения ли запустили механизм видений? Он с изумлением взирал на наложение друг на друга реальных событий, разделенных между собой сорока годами. Но другая часть сознания воспринимала происходящее как абсолютную реальность, как решимость бороться с самой беспросветной частью его жизни, с чувством вины и одержимости, обескровившими его существование на целых сорок лет, лишившими его любви и семейного счастья, с мыслями о будущем на протяжении всех этих сорока лет, занятых попытками понять, почему он до сих пор жив. Почему не остался со всеми во Рву.
Но сейчас он был с ними.
За его спиной четверо преследователей вышли на берег и теперь перекрикивались и махали друг другу руками, растянувшись по пляжу на тридцать ярдов. То и дело короткие очереди рассекали листву. Сол сосредоточенно полз вперед в полной темноте, ощупывая почву руками и чувствуя, как песок сменяется землей, заваленной деревьями, и более вязкой трясиной. Он опустил лицо в воду и, задохнувшись, резко выпрямил спину, стряхивая с волос капли и приставшие веточки. Он где-то потерял свои очки, но в темноте толку от них было мало — с равным успехом он мог находиться в десяти футах и в десяти милях от нужного ему дерева. Свет далеких звезд не проникал сквозь густую листву, и лишь еле различимая белизна собственных пальцев в нескольких дюймах от лица убеждали Сола в том, что он не ослеп из-за какого-либо странного воздействия попавшей в него пули.
Будучи врачом, Сол не мог отделаться от вопросов: как велика потеря крови, где именно засела пуля (ему не удалось найти выходного отверстия) и как долго он может обходиться без медицинской помощи, чтобы иметь шансы на выживание? Но когда через секунду выстрелы винтовок разрезали листву в двух футах у него над головой, эти вопросы показались ему чисто академическими. С легкими шлепающими звуками в болото посыпались ветки.
— Туда! — послышался мужской голос футах в тридцати от Сола. — Он пошел туда! Кельти, Саге, идемте со мной. Оверхольт, двигайся вдоль берега, чтобы он не вышел из зарослей!
Сол полз вперед, пока вода не достигла пояса, затем встал. Мощные фонарики снопами желтого света освещали джунгли за его спиной. Сол прошел вперед футов десять-пятнадцать и упал, споткнувшись о невидимое под водой бревно, — лицо его погрузилось в воду, и он непроизвольно глотнул ее.
Пока он пытался подняться на колени, прямо в глаза ему ударил свет.
— Вот он! — Луч метнулся в сторону, и Сол прижался к гнилому бревну, когда снова со всех сторон засвистели пули. Одна срезала кусок мягкой древесины в десяти дюймах от его щеки и поскакала по поверхности болота со звуком обезумевшего насекомого. Сол инстинктивно дернулся в сторону, и в это мгновение лучи фонариков скользнули по стволу высохшего дерева, расколотого молнией.
