В праманской Платадуре их тоже охотно принимали.
Резкий запах дубленой кожи в переулке, где жил Раульт Арчимбо, был сильнее, чем обычно.
– Да, похоже, я много пропустила в своей деревне, – заметила Сочия.
– Неужели я слышу иронию в твоем голосе?
– Каждый новый город больше прежнего. И народу тоже больше, и воняет гаже.
– Семейство Арчимбо тебе понравится. – Во всяком случае, монах на это надеялся, хотя и не слишком: Сочия Рольт не забывала о разнице в происхождении и положении. – Только лишнего не болтай.
Девушке предложили отправиться в Метрелье, но она отказалась.
В этом квартале было многолюднее, чем обычно, – местные мейсаляне принимали у себя многочисленных беженцев.
На стук открыла дочь Раульта, Кедла.
– Ого! – изумился брат Свечка. – Быстро же ты.
Кедла была на сносях.
– Трудно противиться зову плоти. – Судя по тону, особенно Кедла и не противилась.
Появление совершенного ее явно не обрадовало.
– Ты не трудишься в дубильне?
– Пока я тружусь здесь. – Она похлопала себя по округлившемуся животу. – В дубильне для ребенка вредно. Совершенный, у нас нет места. Мы с Сомсом тоже здесь живем, потому что у них дома остановилась семья его дяди. Идите к пекарю Скарре. Его сыновья подались в солдаты. – Кедла с любопытством разглядывала Сочию, но из вежливости ни о чем не спросила.
– Как скажешь. Передай отцу, что я заходил. Пусть ищет меня в пекарне у Скарре.
Кедла сердито нахмурилась, но по ее лицу было видно, что ей ужасно стыдно. Брат Свечка отошел от крыльца, злорадствуя в душе, что ему удалось устыдить девушку, и одновременно ругая себя за это злорадство.
– Может, вы объясните, что все это значит? – спросила Сочия.
– Я знаю Кедлу с самого ее рождения. У нее переходный возраст, хоть и несколько затянувшийся.
– Она беременна.
– Еще как! Когда я в прошлый раз был в Каурене, она как раз вышла замуж.
– Но она младше меня.
– Верно. На несколько лет.
– Я думала, что вы, мейсаляне, презираете плотские утехи.
– «Вы, мейсаляне»? – удивился Свечка, ведь и Рольты тоже принадлежали к ищущим свет. – Кому-то это удается. В старости.
– Странно. Куда мы идем?
– Кедла еще очень молода. А идем мы к пекарю Скарре.
– Не верю я во все это, – неожиданно сменила тему Сочия. – Верю лишь в то, что может меня покусать.
– Там, за крепостными стенами, бродят Орудия с весьма острыми зубами.
За все время путешествия их маленький отряд чаще дрожал от страха перед Ночью, чем от холода. Среди полей и деревень призрачные создания чувствовали себя вольготнее и разгуливали свободно. Иногда после них на дороге оставались бледные обескровленные тела.
Тем больше причин торопиться в Каурен.
До пекарни монах с девушкой добрались уже в сумерках. Внутри стояла страшная жара, Скарре, обнаженный до пояса, будто кузнец, вытаскивал готовые буханки из печи, пот лил с него градом. Жена пекаря в толстых варежках укладывала горячий хлеб. Увидев Свечку, Скарре что-то пробурчал вместо приветствия.
– Должно быть, спрос на хлеб нынче велик, – заметил монах.
– Ищете работу? Я не справляюсь. Нужен помощник, чтобы замешивать тесто.
– Работу мы не ищем, но с удовольствием потрудимся в обмен на ночлег и еду.
– Договорились. Но почему вы не остановились у Раульта? Когда вы живете у него, он ведет себя как зазна… Простите. Не дело нам пускаться в мелкие дрязги.
– Кедла говорит, у них нет места.
– Замужество плохо сказалось на этой девочке. Ей бы подождать. И Раульту бы подождать. За один год из наивного ребенка превратилась в злобную мегеру. Раульт опасается за ее душу.
– Понимаю. Можем обсудить это на вечерней встрече. Что?
– Брат, мы больше не устраиваем встреч. Повсюду шпионы Конгрегации – записывают, кто и что делает, чтобы потом отыграться.
– А ведь когда-то ищущим свет хватало мужества отстаивать свою веру.
– Когда-то нас не сжигали за нее на кострах.
– Сейчас им редко это удается. В Коннеке гораздо чаще убивают членов Конгрегации, чем ищущих свет.
Скарре пожал плечами. По всей видимости, невзгоды пробротских чалдарян его мало трогали.
– Если у меня остановитесь, придется помогать. Можете в пекарне подсобить, а девчонка пусть кашеварит.
– Вот это вряд ли, Скарре, – усмехнулся брат Свечка. – Если ты, конечно, отравиться не хочешь. Она тоже поможет в пекарне, будет на подхвате. Только руки не распускай.
Скарре понимающе кивнул.
Сочии не нравилось слушать, когда ее обсуждают, но она уже достаточно странствовала за пределами Карон-анде-Лета и научилась сдерживаться. Хотя бы на первые несколько минут.
– Главное, чтоб отработала свое.
– Отработает. Она славная девушка. Ей просто надо показать, что делать.
По лицу госпожи Скарре было видно, что слова монаха ее не убедили.
Хозяин из Скарре получился не самый радушный: гостям пришлось трудиться не покладая рук. Понятно, почему в его доме не останавливались другие беженцы. А беженцы в Каурене жили почти в каждой мейсальской семье. Вечером измученные брат Свечка и Сочия отправились на ужин к семье Арчимбо.
За весь день Сочия пожаловалась лишь однажды.
– Могу отвести тебя в за́мок, – предложил монах.
– Не надо.
– Не придется больше тесто месить и терпеть госпожу Скарре, которая огрызается на тебя лишь потому, что ты молода и красива.
– Эта женщина безумна. Она сама-то на муженька своего смотрела? Потный весь и волосатый, как медведь. И толстый. Но в замок я не пойду. Они воспользуются мною, чтобы крутить Реймоном.
Сочия была права.
Вот и еще один повод для тревоги.
В Каурене полно было членов Конгрегации. Эти фанатики не погнушаются использовать девушку в качестве оружия, а Реймон уже показал всем, что это его уязвимое место.
За ужином брат Свечка в основном молчал, разве что ответил на несколько вопросов Кедлы о своих приключениях. После еды начали собираться главы местных мейсалян. Монах устроился в темном уголке, чтобы просто послушать. За время его отсутствия здесь многое изменилось. В Каурене теперь властвовало отчаяние.
Вопросы веры на встрече не обсуждали. Эта перемена бросалась в глаза сильнее прочих.
Говорили только о насущном. Уходить ли ищущим свет из города прямо сейчас, пока пути к отступлению не отрезали патриаршие войска? Решиться ли на путешествие зимой? Бежать ли в крепости Альтая, в которых неизвестно еще, хватит ли на всех еды? Остаться ли в Каурене, понадеявшись на бротские интриги и проснувшуюся в герцоге Тормонде решимость?
