Открытие заставило Тураева еще раз призадуматься об обманчивости очевидных фактов, зафиксированных документами. Все подлинное просачивалось между фактами, дышало иным, нездешним, космическим воздухом тайны и свободы. Вот и родительские письма он решил приобщить к этому воздуху. Он сжег их, не читая. В нем жило детское убеждение, что все настоящие чувства, слова, переживания все равно нельзя уничтожить. Они витают вокруг нас, в космосе, давая человечеству возможность жить и дышать…
В своей комнате Тураев полистал свежие глянцевые журналы, лежащие на журнальном столике. О Тане Алябьевой теперь почти не писали, а если писали, то как о подруге известного дирижера Дона Дина. Один бойкий журналист навестил ее под Бостоном, где она купила дом. В журнале были разбросаны фотографии этого дома, ухоженного дворика, машины. На фотографиях мелькало горбоносое лицо известного дирижера с маленькой бородкой и Тани Алябьевой, причем было ясно, что фотографироваться она не хотела. Вид у нее был грустный и растерянный.
Однако журналист не жалел красок, расписывая внешние приметы хорошо устроенной и комфортной жизни бывшей российской певицы.
По ночам в квартире Тураева временами раздавались телефонные звонки. Между двенадцатью и часом. Он теперь старался раньше этого времени не ложиться и ждал звонков с нетерпением. В Америке был день, люди занимались бизнесом, но Таню что-то тревожило. В трубке никто не отзывался. Однако Тураев знал, что звонит Таня. И не вешал трубку, прислушиваясь к гулкой тишине. Однажды он даже крикнул, от волнения перейдя на «ты»:
– Таня! Потерпи чуть-чуть. Я скоро приеду! Я уже не безработный. Заработал кучу денег. Я теперь, смешно сказать, директор…
В трубке что-то зашуршало и послышались гудки.
Господи, что он ей говорит! Какой он стал крутой и отмороженный. Директор, деньги, дела. Ни слова о том, что его действительно волновало. Но Тане ведь не нравилось, что он безработный, да и сам он мечтал о новой, деятельной и полной событий жизни. И вот… Свершилось. Он человек дела, ведущий бесконечные переговоры с клиентами и партнерами, улаживающий правовые и финансовые вопросы с помощью штата финансистов и правоведов. Все тут вертелось вокруг искусства, но само оно совершенно исчезло за потоком сделок, выставок, предложений. Тут тоже произошла подмена – живое подменили неживым… В этом, должно быть, и крылась примета времени – все подлинное и горячее оно охлаждало и извращало, облекая в формы интеллектуальной игры, коммерции, делового партнерства. Но этот с таким трудом завоеванный мир остался для Тураева чужим и чуждым. И все же он был ему благодарен. Он очнулся от музейной спячки и встретил Таню Алябьеву. Этот мир, сам того не желая, помог ощутить вкус живой жизни, снова, как в детстве, подставить лицо летнему дождю, гулять до изнеможения по бульварам, предаваться лени и мечтам…
– Таня, потерпите! Потерпи!
Он теперь заклинал ее и наяву, во время ее ночных звонков, и во сне, блуждая в шармарских степях, отыскивая кибитку, где юная шармарка поселилась с другим, замешивая глину в своей тайной мастерской… А также во время деловых встреч в офисе, бесед с няней, прогулок по ночным бульварам перед Таниным звонком…
Глава IX
Встреча
Настал день, и Тураев прилетел в Бостон. Одет в зеленую, сшитую няней, рубашку и новые джинсы, лицо загорелое и очень решительное, и все же что-то в его облике – слишком длинные седые, пушистые волосы, некоторая рассеянность во взгляде, когда он терял бдительность, – заставляло предположить, что это человек вольной профессии. И уж точно не американец.
Он так был взволнован своим приездом, что решил явиться к Тане без звонка, хотя знал, что в Америке это не принято. Но что ему был чужой закон, если даже возможность встречи с горбоносым его не остановила?
И вот он уже звонит в дверь ее загородного дома – того самого, фотографии которого он видел в журнале. Шофера он отпустил, договорившись, что вызовет его, когда будет нужно. Водить машину Тураев так и не выучился. К счастью, в Бостоне находился филиал Центра, и его опекали.
Открыла Таня в каком-то коротком светлом платье, но с лицом озабоченным, даже угрюмым. Он не знал у нее такого выражения. И вдруг ее лицо начало меняться, оживать, на нем засияли глаза, заиграла улыбка.
– Боже мой, Тураев!
Она бросилась к нему, подставив щеку для символического европейского поцелуя, но он ее прямо-таки закружил. Оба потом довольно долго опоминались, растерянно и почти тупо глядя друг на друга.
Тураев запутался в словах.
– Не мог… с собой… поделать… совладать…
Как же он жалел, что не сохранил хладнокровия и не предстал перед Таней «важным господином».
Но и с Таней что-то делалось. Она и радовалась, и почти плакала. И бормотала что-то несообразное.
– Какое счастье!.. Напрасно, напрасно приехали…
– Как напрасно, Таня? Меня… меня принесло… Не мог не приехать.
Таня вся съежилась, стала совсем маленькой.
– Вы ведь скажете: уходи от Дона. Верно? А я боюсь… Мне кажется, он специально меня сюда заманил. Чтобы я потеряла всякую уверенность, почву… Никому тут не нужна. Пою для горстки эмигрантов. А он! О, он великий артист. Кружит по всему миру. Зарабатывает уйму долларов… Я целиком от него завишу. Этот дом купил он. Тут моего ничего нет.
Тураев, поколебавшись секунду, стал все же говорить ей «ты». Ведь она была самым родным ему человеком.
– Я действительно хотел, чтобы ты… Этот Дон Карлос тут лишний. Словом, уходи от Дина. Таня, мы так прекрасно будем жить! Ты будешь петь, я… я, может быть, займусь скульптурой или живописью… Еще не решил… Нас в России ждет няня. Погляди, она сшила эту рубашку. Тебе, кажется, нравилось?
Таня покачала головой, вновь сделалась угрюмой.
– Ждет няня… Займешься живописью… Все это, милый, слишком… фантастично, слишком по-детски! Все это может лопнуть, как воздушный шарик. Фьють! И что останется? Ничего не останется! А к Дону я привыкла. Его можно вытерпеть.
У Тураева внезапно похолодели руки.
– Я… не понимаю. Ты не хочешь возвращаться в Россию?
– Нет!
Он помолчал, не зная, что сказать.
– Погоди, но может быть, ты не поняла… У меня теперь есть офис, есть деньги. Есть даже шофер. Мы с тобой можем поехать куда угодно. Хоть в Швейцарию!
Он старался не смотреть на Танино лицо, которое словно закрылось тучами.
– Я ведь там уже бывала! Это так скучно! И не для нас с вами.
Она все же заметила, что он вздрогнул от этого «с вами», и поправилась: «с тобой». Наш мир – мечты. С этим нужно смириться. Иначе мы все потеряем. Все! Даже то, что есть сейчас.
– Мои чувства реальны!
Тураев с силой ее обнял, но Таня, как уже было при расставании в Москве, отстранилась.
