– Ага, белая полоса в жизни, потом черная. Тестя убили – отомстил, потом жена выгнала. Точно – неудачник.
– Не унывай, не вешай носа. Уныние – грех.
Так мы и ехали до вечера, разговорами скрашивая дорогу. На ночь остановились на постоялом дворе.
Через три дня были в Великих Луках, а потом – Ржев, Можайск… К концу третьей седмицы мы въезжали в Москву. Ксандр сразу предупредил:
– Возьми свой мешок из саней и рот не разевай. В Москве народ шустрый – коня из-под тебя уведут, и не заметишь. Лучше бы ее вообще проехать, пока не вечер.
Так и сделали, хотя это было непросто. Улицы узкие, кривые, народом запружены. Но Ксандр дорогу знал, и часа через три мы уже выезжали из городских ворот.
По Владимирскому тракту почти непрерывно тянулись сани, ехали верховые. Такой же поток шел в Москву. Отстроилась Москва после пожаров, каменных домов много появилось, но и бревенчатых изб хватало. Новых, желтевших ошкуренными бревнами до следующего пожара.
Мы отъехали верст на пять – еще виднелись купола московских храмов, – как начало смеркаться. Вовремя подвернулся постоялый двор, где и заночевали.
Так, хоть и неспешно, но непрерывно двигаясь, к концу недели мы подъехали к Владимиру. Купец, завидев городские стены, встал во весь рост на облучке и заорал:
– Дома!
Мой Орлик от испуга аж в сторону шарахнулся, а Ксандров битюг только ушами запрядал и продолжал тянуть ровно. Наверное, дом чуял, конец дальнего пути.
Мы миновали городские ворота, где Ксандр заплатил мыто стражникам.
– Ну что, Ксандр, давай прощаться?
– Как «прощаться»? Не по-людски будет. Ко мне едем – покушаем домашнего, в баню сходим, а то я запаршивлю скоро, отоспимся. А там уж решай – что делать. Может, и я чем помогу.
Так и сделали.
Дом у Ксандра оказался хлебосольным. Жена встретила мужа радостно, меня – приветливо. Быстро собрала на стол, пока купец товары из саней в подклеть сносил. Слуга кинулся печь в бане топить, воду греть. Время провели за рассказами жене о путешествии, попутно подъедая угощение.
– Ты не налегай на еду, Юра. В баню сытым лучше не ходить. Вот помоемся, тогда и поесть от пуза можно, и выпить.
Вошел слуга, объявил:
– Банька готова!
Я достал из своей сумы чистое исподнее, и мы отправились в баню. Банька приятно удивила: чистый предбанник, парная, моечная. Везде выскобленные до желтизны полки, чистота, запах дерева. Пахло распаренными вениками. Ксандр щедро плеснул на каменку квасом, и нас окутало облако пара, вкусно пахнущего хлебом. Я и сам люблю русскую баню, но Ксандра перещеголять было невозможно. Он лежал на самой верхней полке и кричал:
– Поддай парку!
А у меня от жара аж волосы трещали, хотя на голове войлочная шапка была.
Я сдался первым – выскочил в моечную, ополоснулся теплой, а потом холодной водичкой и уселся в предбаннике. А тут на столе – холодный квас и холодное же пиво в запотевших горшках, рыбка вяленая и копченая.
Посидели, попробовали из обоих кувшинов, попотели, остыли, смыли в моечной пот – и в дом. Славно – в чистом белье, сам чистый до скрипа кожи, стол от яств ломится.
Мы ели и пили до полуночи, и еще сидели бы, да глаза слипаться начали. Заметил Ксандр, что носом я клюю, и проводил в спаленку. Эх, благодать!
И утром никто не будил, спал до полудня. В доме тишина – дети не кричат, слуги на цыпочках ходят, жена на кухне посудой не гремит – хозяин вернулся!
