Он улыбнулся, с радостным видом приблизился к нам, пожал руки всем по очереди и сказал каждому:
– Намасте. Теперь ты капалика. Ожидай следующего зова нашей возлюбленной богини.
Когда он говорил это мне, прикосновение его руки казалось менее реальным, чем еще зудящий отпечаток у меня на лбу.
Человек в черном проводил нас в переднюю комнату, где мы в молчании оделись. Остальные четверо попрощались и вместе ушли, оживленно болтая, словно школьники, отпущенные после занятий. Мы с Санджаем вдвоем остались возле двери.
– Мы – капалики,– прошептал Санджай.
Лучезарно улыбнувшись, он протянул руку. Я посмотрел на него, на его открытую ладонь и сплюнул на пол. Затем повернулся к нему спиной и покинул храм, так и не проронив ни слова.
С тех пор я его не видел. Несколько месяцев я скитался по городу, спал в укромных местах, не доверяя никому. И все время со страхом ожидал «зова возлюбленной богини». Но зова не последовало. Поначалу я чувствовал облегчение. Потом испытывал больший страх, чем поначалу. Теперь мне все равно. Недавно я не таясь вернулся в университет, на знакомые улицы, в места, где когда-то часто бывал. Как здесь.
Кажется, люди знают, что я изменился. Если меня видят знакомые, они сторонятся. Прохожие на улице смотрят на меня и уступают дорогу. Наверное, я стал неприкасаемым. Возможно, я капалика, несмотря на свое паническое бегство. Не знаю. Я ни разу не возвращался в храм или в Калигхат Быть может, я отмечен не как капалика, а как жертва капаликов. Я надеюсь найти ответ.
Я хотел бы навсегда покинуть Калькутту, но у меня нет денег. Я всего лишь бедняк касты шудр из деревни Ангуда, но я и тот, кто, вероятно, никогда не сможет вернуться к тому, чем он был.
Один лишь мистер Кришна остался моим другом. Это он побудил меня поведать вам эту историю. Я закончил рассказ».
Голос Кришны с трудом проквакал перевод последней фразы. Я моргнул и огляделся по сторонам. Ноги хозяина торчали из-под стойки, где он спал на полу. В помещении было тихо. С улицы не доносилось ни единого звука. Мои часы показывали два двадцать.
Я резко поднялся, нечаянно уронив стул. Спина ныла, и я чувствовал слабость из-за смены часового пояса и утомительного перелета. Я потянулся и размял болевшие мышцы в районе позвоночника.
Муктанандаджи выглядел измотанным. Сняв свои толстые очки, он устало потирал глаза и переносицу. Кришна протянул руку за остатками холодного кофе Муктанандаджи, допил его и сделал несколько попыток прокашляться.
– У вас… кхе-кхе… у вас есть вопросы, мистер Лузак?
Я посмотрел на них обоих. Я не доверял собственному голосу.
Кришна шумно сморкнулся, сплюнул на пол и снова заговорил:
– Есть ли у вас какие-нибудь вопросы, сэр? Прежде чем ответить, я еще несколько секунд безразлично смотрел на них.
– Только один вопрос,– сказал я.
Кришна с вежливым вниманием поднял брови.
– Какого черта…– начал я,– какого дьявола это… эта байка. Какое отношение она имеет к поэту М. Дасу?
Мой кулак, казалось, сам по себе грохнул по столу. Кофейные чашки подпрыгнули.
Теперь уже Кришна вперился в меня взглядом. Таким взглядом, по-моему, смотрела на меня воспитательница в детском саду, когда в пятилетнем возрасте я однажды намочил трусики во время тихого часа. Обратившись к Муктанандаджи, Кришна произнес пять слов. Юноша устало водрузил очки на место и ответил еще лаконичнее.
Кришна поднял глаза на меня.
– Вы наверняка должны знать, что именно о М. Дасе мы и говорили.
– Который? – тупо спросил я.– Кто? Что вы хотите сказать, черт возьми? Вы имеете в виду, что священник и был великим поэтом М Дасом? Вы шутите?
– Нет,– ровно ответил Кришна.– Не священник.
– Тогда кто…
– Жертва,– медленно, будто объясняя что-то глуповатому ребенку, сказал Кришна.– Жертва. Мистер М. Дас был тем, кого мистер Муктанандаджи принес в качестве жертвы.
9
Калькутта, ты продаешь на рынке
Веревки, чтобы затянуть на шее.
Тушар Рой
Той ночью мне снились коридоры и пещеры. Потом место действия переместилось в оптовый мебельный магазин в ближнем Саут-сайде в Чикаго, где я работал летом после второго курса в колледже. Магазин был закрыт, но я все ходил по бесконечным анфиладам демонстрационных помещений, плотно заполненных мебелью. Воздух пропитался запахами обивочной ткани и дешевого лака. Я побежал, протискиваясь между почти впритык расставленными гарнитурами. Я вдруг только что вспомнил, что Амрита с Викторией еще где-то в магазине, и если я не смогу быстро их найти, то нас здесь запрут на ночь. Я не хотел оставлять их одних, ожидающих меня, запертых в темноте. Я бежал, перемещался из комнаты в комнату, звал их по именам…
Раздался звонок. Я дотянулся до дорожного будильника, стоявшего на тумбочке рядом с кроватью, но звук не затихал. Было пять минут девятого. И когда я уже сообразил, что этот шум исходит от телефона, из ванной вышла Амрита и сняла трубку. Пока она разговаривала, я дремал. Звук включенного душа снова вырвал меня из сна.
– Кто это был?
– Мистер Чаттерджи,– отозвалась Амрита, перекрикивая шум воды.– Ты не сможешь получить рукопись Даса до завтра. Он извинился за задержку. Все, кроме этого, решено.
– М-м-м Черт. Еще один день.
– В четыре мы приглашены на чай.
– Да? Куда?
– К мистеру Майклу Леонарду Чаттерджи. Он пришлет свою машину. Ты не хочешь спуститься и позавтракать со мной и со своей дочерью?
Я что-то промычал, накрылся еще одной подушкой и опять заснул.
Мне показалось, что прошло минут пять, прежде чем в комнату вошла Амрита с Викторией на руках. За ней следовал с подносом в руках официант в белом Будильник показывал десять двадцать восемь.
– Благодарю вас,– сказала Амрита.
Она опустила ребенка на ковер и дала официанту несколько рупий. Виктория захлопала в ладоши и откинула головку, чтобы посмотреть, как официант уходит. Амрита взяла поднос, поставила его на руку и поднесла кончик пальца к подбородку, одновременно грациозно присев в реверансе.
– Намасти и с добрым утром, сагиб. Руководство отеля желает вам чудесного и приятного дня, хотя, к сожалению, большая его часть уже прошла. Да-да-да.
Я уселся в кровати, а она обмахнула мои колени салфеткой и аккуратно поставила поднос. Затем она снова сделала реверанс и протянула руку ладонью вверх. Я бросил в ладонь веточку петрушки.
– Сдачу оставьте себе,– сказал я.
– О, благодарю вас, благодарю, великодушный сагиб,– пропела Амрита, пятясь с подобострастными поклонами. Засунув три пальца в рот, Виктория подозрительно смотрела на нас.
