Дни тянулись медленно и изнуряюще. Скотту не хотелось расставаться со своими спутниками, но он вынужден был прибегать к этому. И вот двадцать первого декабря, то есть через десять дней после прощания с Мирзом и русским каюром Дмитрием, настал черед прощаться со «штурмовой» партией группе Аткинсона, в которую вошли Черри-Гаррард, Райт и Кеохэйн. Понятно, что все четверо прощались с уходящими в сторону полюса с тоской в душе, но особенно болезненно воспринимал это возвращение на базу канадский физик Чарльз Райт.
— Нельзя ли мне пойти с вами, сэр? — вполголоса, стараясь не привлекать внимания остальных полярников, спросил молодой ученый.
— Это уже невозможно, — покачал головой Скотт.
— Только потому, что я — канадец, а группу, исходя из патриотических соображений, вы формируете исключительно из англичан?
— Во время формирования штурмовой группы мне и в голову не приходило подбирать себе спутников по национальному или религиозному признакам. Иное дело — опыт, подготовленность к данной экспедиции, физическое состояние людей.
— Оказаться так близко от полюса и не дойти до него!
— Понимаю, что в Канаду вам хочется вернуться национальным героем, — мягко улыбнулся Скотт. — Однако вы еще молоды и впереди вас ждет немало всяческих экспедиций, исследований, открытий. Кстати, пусть вас утешает то, что лейтенанту Эвансу, Крину и Лешли возвращаться будет еще труднее, ведь им придется покинуть штурмовую партию в каких-нибудь ста пятидесяти милях от вожделенной цели. Так что вам, Чарльз, еще в какой-то степени повезло.
— А не допускаете, сэр, что кто-то из тех, кому выпало идти дальше, согласен будет поменяться со мной местами?
— Не допускаю, — решительно повел подбородком Скотт. — Вот этого я действительно не допускаю!
Экипаж первых саней после этого расставания не изменился, а в экипаже вторых место Райта занял неутомимый Лешли.
Расходясь в разны стороны, эти две группы полярных странников еще долго оглядывались друг на друга, словно бы надеялись, что кто-то один не выдержит и позовет остальных. Неважно, кто именно и в какую сторону, главное, что позовет. Слишком уж страшно это было для каждого из них — оставлять своих друзей посреди безжизненной ледовой пустыни.
26
Ветер обжигал их лица и легкие; солнце слепило так, что зеленоватые защитные очки, к помощи которых полярники обратились слишком поздно, теперь уже не помогали; а коварные снежные корки, под которыми скрывались глубокие трещины, то и дело устраивали им смертельную западню, словно бы отпугивая полярников от идеи продвигаться в глубь материка.
Положение этих запряженных в тяжелые сани людей усугублялось еще и тем, что вот уже в течение более десяти дней они все время взбирались на вершину глетчера, и лейтенант Бауэрс, взявший на себя обязанности навигатора, на каждом привале сверялся с гипсометром, чтобы сообщить начальнику экспедиции: «Сэр, мы поднялись еще на 160 футов, и теперь находимся на высоте 7750 футов. Температура — минус 20 градусов, барометр показывает 550 миллиметров ртутного столбика». «Сэр, мы уже на высоте 8000 футов, при минус 21 градусе и 550 миллиметрах по барометру…»
Казалось, этим подъемам и неожиданным спускам в неглубокие горные долины не будет конца. И никто из полярников не мог знать: удастся ли им в конце концов преодолеть этот высокогорный глетчер или же они окажутся перед таким ледовым барьером, на который им, неальпинистам, подняться, да к тому же с тяжелыми санями, будет просто невозможно.
— …И ведь самое страшное, — буквально под ухом капитана бубнил Отс, — что никто, ни один человек, ни одна карта мира, не способны предугадать, что нас ждет за вон тем горным кряжем: то ли неприступная, ангелами заговоренная гряда, что ли источающая адский смрад и холод бездна.
— Поздравляю, драгун-ротмистр, — иронично заметил Уилсон, — вы заговорили языком апостола Матвея. Если бы вы не ленились записывать на стоянках свои высказывания, к концу экспедиции мир получил бы «Евангелие от ротмистра Отса».
— Первое, заметьте, антарктическое евангелие, — поддержал его выводы унтер-офицер Эванс.
— Только боюсь, — в своем духе проворчал ротмистр, довольный тем, что сумел спровоцировать своих спутников на разговор, — что, прочтя заметки об этом «мертвом континенте мертвых», об этом ледовом аде, меня нарекут не «евангелистом», а «сатанистом».
Скотт знал, сколь угнетающим становится длительное молчание запряженных в сани людей, которых трудная дорога и полярное безлюдье способны довести до полного безумия, и только поэтому тоже подключился к разговору:
— Вряд ли мы стали бы тащиться сюда, если бы знали, что движемся по давно проложенному маршруту, джентльмены. Так что цените наше первенство, господа, ибо во всяком первенстве заложено великое служение науке и отечеству, — не заметил капитан, как и сам перешел на некое подобие «евангелического стиля».
— В таком случае не завидую тем, кто станет тащиться по этому Великому южному тракту после нас, — проворчал Отс. — Но ведь обязательно потащатся, теперь этот процесс уже не остановить.
Их светскую беседу прервало появление впереди трещины. Полярники даже не заметили, как ледовая равнина, на которой они оказались, начала превращаться в лабиринтную паутину трещин. Более часа они блуждали между ними, пытаясь добраться до ближайшей возвышенности. А когда капитану показалось, что команде это удалось, Уилсон вдруг заметил, что в экипаже лейтенанта Эванса что-то произошло — люди суетились у края очередной трещины, пытаясь извлечь кого-то из своих.
Как потом оказалось, это Лешли по неосторожности провалился в трещину и чуть было не потащил за собой всех остальных. От падения экипаж спасло, возможно, только то, что санки продвинулись вперед и застряли между краями этого провала. Первым овладел собой Бауэрс. Он тут же достал из мешка с инструментами альпинистскую веревку и сначала организовал спасение старшего корабельного кочегара Уильяма Лешли, а затем, с помощью подоспевших членов первого экипажа, и основательно засевших саней.
— Вам, унтер-офицер Эванс, надлежит внимательно следить за всем, что возникает впереди нас и по сторонам, — попытался сделать выводы из этого чрезвычайного происшествия начальник экспедиции, — а вас, доктор Уилсон, я попрошу постоянно оглядываться, чтобы держать в поле зрения задние сани. Не хватает только, чтобы мы потеряли их вместе с людьми.
Новый, 1912 год полярные странники встречали все еще на ледовом плате глетчера, на высоте более девяти тысяч футов. В последний день уходящего года они немного разгрузили сани, заложив «Склад третьего градуса», где содержался провиант и для вспомогательной группы лейтенанта Эванса, которая вскоре должна будет возвращаться на базу, и для штурмовой группы после ее возвращения с вершины планеты. Кроме того, унтер-офицер Эванс и бывший рулевой «Дискавери», а ныне — матрос «Терра Новы» Томас Крин, взялись за сооружение — на старой основе — новых десятифунтовых саней, тех, с которыми Скотт должен был достичь полюса.
