— Да, оно наступило, — сонно повторил Роберт, не желая ни открывать глаза, ни возвращаться в сознание настолько, чтобы окончательно вернуться в холодную, снежными ветрами продуваемую палатку. — Там другой мир, лейтенант, там совершенной иной мир.
Скотт приподнял голову, увидел сквозь распахнутый полог снежную серость плато, на котором они заночевали, и отрешенно покачал головой.
— Я не хочу туда, лейтенант, — уже совсем явственно произнес он. — Туда я уже не хочу… Я смертельно устал, с меня достаточно.
— Увы, господин капитан, теперь нам уже никуда не деться. Хотя я понимаю: наши сны становятся все пленительнее и слаще.
— «Все пленительнее и слаще!» Какая глубокая мудрость, лейтенант, — иронично, хотя все еще сонно, улыбнулся Скотт. — Откуда она у вас в столь раннем возрасте? Так вот, я и хочу остаться в этом мире вечного сна, в котором все столь пленительно и сладостно.
— До него еще нужно дойти, сэр, поскольку этот мир — на другом континенте.
— Нет, лейтенант, он — здесь. На другом континенте — житейская суета.
Порыв ветра неожиданно швырнул в просвет палатки горсть зернистого снега, частицы которого охлаждающе осели на щеках Скотта. Это подействовало на него, как горсть воды, которую плеснули ему в лицо.
— Вам помочь встать, господин капитан?
— Было бы куда человечнее, если бы вы помогли мне остаться «ТАМ», — по-стариковски прокряхтел Роберт, распахивая полы спального мешка и лениво вываливаясь из него, — по ту сторону времени и сознания.
Позавтракать полярники, как всегда, решили во время первого привала, рассматривая утренний марш как своеобразную спортивную разминку.
— Идем на север, джентльмены! — объявил Скотт, как только сани стронулись с места. Причем объявил таким тоном, словно призывал их идти на штурм скрывающейся где-то за морозной дымкой цитадели. — Строго на север! Штурман экспедиции Бауэрс, следите за компасом!
— Есть, идти строго на север! — оживленно отозвался молодой штурман.
— А ведь «идем на север» звучит почти как «идем домой», — вздохнул Эванс. — Возвращаться, наверное, всегда легче.
— Если, конечно, с победой. Со щитом, а не на щите, — обронил ротмистр.
— Разве мы потерпели поражение? — возразил лейтенант. — Мы стремились дойти до полюса и дошли до него. Причем прошли своим маршрутом, которым до нас не шел никто другой. Мы составим карту этой части Антарктиды, представим нашим академикам снимки, рисунки и целую коллекцию камней, всевозможных минералов…
«А ведь Бауэрс прав, — ухватился за эту мысль капитан. — Сам тот факт, что у полюса мы оказались вторыми, корректировке уже не подлежит. А вот что касается оценки моей экспедиции, то здесь кое-какие возможности все еще возникают. Мы первыми высадились на материк, мы провели исследование обширной территории в районе базового лагеря, расположенного почти в шестистах милях от лагеря Амундсена. И к полюсу мы шли своим собственным маршрутом, который так и останется в истории покорения Антарктиды „маршрутом капитана Скотта“. Словом, не так уж все и безнадежно, старый моряк, — подбодрил себя Роберт. — Теперь главное — выстоять и дойти, выстоять и…»
Они спустились в неширокую низину, и взгляды всех пятерых устремились в противоположный склон её. Он казался достаточно пологим, однако напоминал, что впереди — обширный район, усеянный ледовыми кряжами и трещинами. Было бы хорошо, размышлял Скотт, если бы сохранился санный след, оставленный нами на пути к полюсу. Только вряд ли он сохранился в долинах и на плато, пройденных много дней тому.
— Вижу гурий! — прокричал лейтенант так громко, словно был впередсмотрящим на судне и ему открылась неведомая земля.
— Странно, нашего гурия там быть вроде бы не должно, — заметил начальник экспедиции. Но, как ни напрягал свое явно слабеющее зрение, разглядеть эту «метку бытия» посреди серой снежной равнины так и не смог. — Вернемся в Англию, предложу перейти ко мне на судно, лейтенант Бауэрс. Со временем из вас получится прекрасный морской офицер, командир боевого судна.
— Сочту за честь, сэр. В надежде на подобное приглашение я и стал лейтенантом Королевского военно-морского флота, базирующегося в Индии.
— Обо мне тоже не забудьте, господин капитан, — напомнил о себе унтер-офицер Эванс. — После Антарктиды любой шторм в океане покажется всего лишь мимолетным приключением.
Скотт качнул головой и про себя улыбнулся.
— Когда-то давно с таким же убеждением я поступал в Морскую школу. Сколько же раз я убеждался потом в своей неправоте и легкомыслии! Хотя мне тоже кажется, что после похода к полюсу, никакой, пусть даже самый трудный переход через океан уже не страшен.
Тем временем строение скандинавов постепенно проявлялось из монотонной желтоватой пелены, приобретая незавершенные, какие-то несуразные формы.
— Если гурий — значит, опять норвежцы наследили, — заверил их обоих Отс. — Такое впечатление, что своими снежными «болванчиками» они застроили все пространство от Моря Росса до полюса.
— До чего же вы ворчливы, ротмистр, — покачал головой командир экспедиции, не высказывая при этом ни намека на раздражение.
В начале экспедиции, когда в базовом лагере находилось множество людей, Роберт, сам по себе человек молчаливый, относился к «говорунам» предвзято. Но теперь, когда они, пятеро, оказались в узком, неизменном кругу — перед лицом непознанного ледяного континента, он понял, что был неправ. Как только разговоры во время очередного перехода иссякали, тут же наступала депрессия: люди ударялись в воспоминания, углублялись в свои боли и тревоги, впадали в транс при виде бесконечной и в самой сути своей гибельной пустыни.
Гурий действительно оказался норвежским. И хотя он указывал на обратный путь группы Амундсена, уходя от него строго на юг, англичане довольно быстро вышли на свой собственный след. Впрочем, и этот след вновь привел их к полозу, на котором норвежцы закрепили свой черный флаг.
— А вам не кажется, джентльмены, что в свое время норвежцы умышленно отклонились от прямого курса на юг, на полюс, чтобы вывесить этот свой «Веселый Роджер»
[48]
на нашем пути? — спросил Отс, оставляя свою санную упряжь и приближаясь к «метке бытия».
— Мне тоже так показалось, — отозвался Уилсон, усаживаясь на краешек саней. — А это уже меняет отношение к самому флагу. Причем было бы понятно, если бы речь шла о флаге норвежском…
Подозрение о том, что норвежцы специально отклонились от курса, чтобы, вычислив маршрут англичан, уведомить их о своем присутствии задолго до подхода к полюсу, закралось у Скотта еще во время первого свидания с этой меткой. Теперь же он почти убедился в недружественности этого поступка.
