— Нисколечки, сэр, — весело откликнулся кебмен. — Я маленько вздремнул там на козлах, сэр.
Судя по красным щекам и носу, он позволил себе не только вздремнуть.
Возница придержал дверцу, пока я садился в экипаж. Взобравшись на козлы, он приоткрыл верхнее окошечко и спросил:
— Куда теперь, сэр?
— Гостиница «Сент-Джеймс», — сказал я.
Для меня это было роскошью — Чарльз Диккенс селил там гостей вроде Лонгфелло и Филдса, когда они приезжали в Лондон, и порой сам останавливался там, но я обычно предпочитал обходиться номерами подешевле. Однако сегодня был особый случай.
Маленькое окошечко захлопнулось с глухим стуком. Я поднял облаченную в перчатку руку, резко стукнул в потолок экипажа, и мы покатили.
Настроение мое лишь слегка омрачилось чуть позже, когда я вспомнил, что забыл забрать у Агнес триста фунтов перед тем, как навсегда закрыть дверь на черную лестницу.
Глава 41
Во вторник, пятого января, Диккенс впервые убил Нэнси в Сент-Джеймс-Холле перед широкой публикой. Несколько десятков женщин завизжали. По меньшей мере четыре упали в обморок. Видели, как некий пожилой господин, поддерживаемый под руки двумя бледными спутниками, шаткой поступью выходил из зала, судорожно хватая ртом воздух. Я покинул театр прежде, чем начались бурные аплодисменты, но они достигли моего слуха на заснеженной улице, запруженной каретами и наемными экипажами, ждущими, когда народ повалит наружу. Облачка пара от дыхания лошадей и тепло укутанных возниц на высоких козлах смешивались и клубились подобием тумана в холодном свете газовых фонарей.
Днем пятого января я вернулся домой из гостиницы. Никакой ужасный запах не встретил меня в вестибюле. Собственно, я и не ожидал ничего такого — и не только потому, что отсутствовал всего три дня.
С черной лестницы пахнуть не будет, в этом я был уверен. Я там выпустил пять пуль, но без всякого толку. Существо, которому предназначались пули, плевать на них хотело. Оно уже сожрало зеленокожую клыкастую женщину, не оставив даже клочка платья или обломка зуба. От Агнес наверняка не осталось ровным счетом ничего.
Я находился в своей спальне и укладывал в чемодан свежие рубашки (ибо возвращался обратно в гостиницу, где ко мне пару дней назад присоединился Фехтер), когда услышал в коридоре шаги и тихое покашливанье.
— Джордж? Ты уже здесь? Я запамятовал, когда ты собирался вернуться, — весело промолвил я.
Лицо Джорджа, подернутое пасмурной тенью, казалось серым.
— Да, сэр. Жена задержится еще на два дня. Ейная мать скончалась первой — мы-то ждали смерти отца, но померла мать. Он находился при последнем издыхании, когда я уезжал, но мы не могли оставить вас здесь без ваших преданных слуг, сэр, и потому я воротился.
— Что ж, печально слышать это, Джордж, и… — Я посмотрел на записку в его руке. Он наставлял ее на меня, точно пистолет. — Что это, Джордж?
— Записка от нашей маленькой Агнес, сэр. Вы читали?
— Нет, конечно. Я думал, Агнес с вами в Уэльсе.
— Да, сэр. Я сразу понял, что вы не заприметили нашу записку на каминной полке в гостиной — она так и лежала там, куда мы положили. Видать, вы не знали, что Агнес оставалась с вами в доме той ночью, сэр. То есть ежели она вообще была здесь той ночью… ежели она уехала утром, когда вы еще спали, а не среди ночи.
— Уехала? О чем, собственно, ты говоришь, Джордж?
— Вот, сэр. — Он сунул мне записку.
Я прочитал и изобразил на лице удивление, не переставая думать: «Не ловушка ли это? Неужели тупой девчонке удалось изменить почерк или еще каким-нибудь образом дать родителям понять, что случилось неладное?» Но все было написано слово в слово, как я диктовал. Орфографические ошибки не производили впечатления нарочитых.
— Выгодное место? — промолвил я, опуская записку. — Что Агнес имеет в виду, Джордж? Она уехала куда-то работать, не предупредив меня? Или вас с Бесс?
— Нет, сэр, — мрачно сказал Джордж. Он так и буравил меня немигающим взглядом темных глаз. — Тут в записке все неправда, сэр.
— Неужели? — Я уложил в чемодан последнюю смену белья и захлопнул крышку.
— Да, сэр. Никакого «выгодного места» нет, мистер Коллинз. Ну кто станет нанимать в услужение ленивую и неуклюжую девчонку вроде нашей Агнес? На самом деле все не так, сэр. Все не так.
— Тогда как все это следует понимать? — спросил я, возвращая записку слуге.
— Тот солдат, сэр.
— Солдат?
— Молодой шельмец из шотландского полка, с ним она познакомилась на рынке в декабре. Капрал. Десятью годами старше Агнес, с бегающими глазками, холеными руками и дрянными усишками, похожими на мерзкую гусеницу, заползшую к нему на губу, чтобы подохнуть, сэр. Бесс, она увидела, что наша дочка разговаривает с ним, и тотчас промеж них встряла. Но Агнес снова повстречалась с малым, когда ходила за покупками. Она сама призналась перед Рождеством, когда мы заглянули к ней в комнату, а она там ревет, как дура.
— Ты хочешь сказать…
— Так точно, сэр. Глупая девчонка сбежала с солдатом — это так же верно, как то, что матушка Бесс лежит в сырой земле, да и батюшка, скорее всего, тоже уже упокоился рядом. Ничего-то от нашей маленькой семьи не осталось — кто помер, кто сбежал.
Подняв чемодан, я ободряюще похлопал Джорджа по плечу.
— Ерунда, дружище. Она вернется. Они всегда возвращаются после первого любовного разочарования. Поверь мне на слово, Джордж. А если Агнес не вернется… ну, мы наймем кого-нибудь, кто ее разыщет и призовет к здравому смыслу. Я вожу знакомство с несколькими частными сыщиками. Тебе не о чем беспокоиться, Джордж.
— Да, сэр, — сказал он голосом таким же унылым, как выражение лица.
— Я пробуду в гостинице «Сент-Джеймс» еще несколько дней. Будь любезен, ежедневно доставляй мне туда почту, а к субботе проветри весь дом, приберись хорошенько и закупи продуктов для ужина — возможно, мистер Фехтер и еще несколько господ приедут в гости.
— Слушаюсь, сэр.
— Не вешай носа! — Я в последний раз похлопал Джорджа по спине, прежде чем выйти к ждущему у дома кебу. — Все кончится наилучшим образом.
— Да, сэр.
Можно только догадываться, как тяжело пришлось Диккенсу — чьи нервы, подорванные Стейплхерстской катастрофой, не поправлялись, а сдавали все сильнее со временем, — когда он пустился в изнурительное турне, требующее почти каждодневных железнодорожных поездок. Кейти сообщила мне через моего брата, что на следующий день после Сент-Джеймс-Холла Диккенс не нашел в себе сил даже встать с постели и принять обычный холодный душ. Через несколько дней должны были состояться последние его выступления в Дублине и Белфасте, и он решил взять с собой Джорджину и дочь Мери, чтобы все походило больше на праздник, нежели на прощание. Почти сразу произошел случай, едва не закончившийся трагедией, который нанес тяжелейший урон нервной системе Диккенса.