И я поняла, что только что просмотрела чужую жизнь! Не просто чужую — жизнь капитана этого корабля! Да я умерла вместе с ним!
Каюсь, последующие минут десять я позорно ревела в объятиях брата, сквозь слезы и сопли пытаясь объяснить маме, что капитан ни в чем не виноват, вовсе не виноват, кто-то ввел другие данные, и я догадываюсь, что это был кто-то, кто попал под влияние шейса. Почему-то объяснить ей все в тот момент для меня было гораздо важнее того, что я только что прожила чужую жизнь, выучила язык таров, могу теперь собрать бомбу покруче и получше чем те, которые мы изучали в университете, и вообще…
— Он не виноват, мама, — я вытерла слезы, — не виноват, понимаешь? А он столько лет страдает и винит только себя, мам!
Мама мягко потянула меня к себе, отрывая от Ара, который сжал в объятиях так, как будто я островок последней надежды…
Надежда… Примысли о надежде я заревела снова. Ар сидел в полном ступоре, словно невменяемый, и только мама сохраняла спокойствие:
— Кто винит себя, Кирюш? — она начала осторожно гладить по волосам.
— Капитаааааан! — я никак не могла успокоиться. — Капитан себя винит, понимаешь? А это все шейс виноват. Он изменил данные в координатах, не перепроверив все показатели! Он! И капитан просто не успел ничего сделать, мама!
— Меня еще несколько раз терпеливо погладили, после чего мама взяла за плечи, ощутимо встряхнула и жестко произнесла:
— Прошло свыше трехсот лет! Прекрати истерику!
Я всхлипнула и кивнула, но все равно сердце разрывалось от боли. Не люблю когда творится несправедливость, а тут прямо какая-то вселенская ужасающая несправедливость произошла!
— Кир, Аравану сейчас хуже, — мама сжала мои плечи, — я нужна ему, понимаешь? У тебя только истерика, а ему сейчас плохо. Чужую жизнь вы видели вместе, и боль вы разделили на двоих, но чужую тень принял он, я нужна сейчас ему. Хорошо?
Кивнула, вытерла нос и прошептала:
— Да, мам, я поняла.
Она порывисто обняла, и, отпустив, подвинулась к Аравану. Вытирая слезы, я смотрела на брата и понимала — да, ему сейчас хуже и намного. Ара трясло, в буквальном смысле, изо рта шла пена, глаза огромные, испуганные, по щекам не капли — ручьи.
— Тихо-тихо, все хорошо. Все хорошо, мой маленький, ты жив, ты живешь… все хорошо.
Мама осторожно вытерла его лицо, начала мягко массировать плечи, и снова запела колыбельную. Ее голос успокаивал и убаюкивал и вскоре Ар практически спал сидя, полуприкрыв глаза и раскачиваясь в такт мелодии. Я и сама чуть не уснула, но осознание страшной истины давило и душило.
— Тебе желательно поспать, — сказала мама.
Я кивнула, но продолжала просто сидеть и вытирать слезы. Просто понимала, что не усну. Не смогу.
— Кирюш, прекращай. Знала бы что ты так близко к сердцу это воспримешь, не допустила бы! — в сердцах сказала мама.
— Все хорошо, I хотя я в этом совсем не была уверена, — переживу. Мам, а что дальше?
Ты уже можешь отдыхать, — она протянула руку, коснулась моей ладони. — Дальше я сама.
Она побыла еще с Аром до тех пор, пока из его рта не перестала идти пена, а после уложила его на подушку, укрыла, еще несколько минут сидела я ним рядом, держа за руку и следуя пальчиком по напряженным вздувшимся венам. А я сидела на своем спальном мешке, обняв колени и покачивалась, стараясь успокоиться.
— Призрак исчез, — тихо сказала мама, — ушел, видимо.
И меня типануло так, что спина мгновенно взмокла. Потому что я поняла страшное — мама не знает кого подселила к Аравану! Она убеждена, что это та, приведенная с нею тень! Она…
— Мам, — прошептала я, — мам, тень в Аравене!
— Я знаю, Кира, — ответила она, отмахнувшись от меня.
Но тут просто молчать было бы глупо.
— MAMA! — едва не заорала я. — Ты не понимаешь — в Аре тень капитана, мам!
И мамина рука, поглаживающая брата, замерла. Затем Киара МакЭдл молниеносно повернулась ко мне и прошептала:
— Что?
Я лишь показательно развела руками, мол я тебе уже все сказала.
Моя замечательная мамочка не стала ни паниковать, ни устраивать истерику, только спросила побледневшими губами:
— Ты уверена?
На это я могла ответить лишь:
— Практически. Призрак капитана отогнал ту тень, и рванул к нам, в последний момент я закрыла глаза. Прости, просто испугалась, — хотя до сих пор страшно и трясет. — Мама, это…
Мама мне ничего не сказала — вновь открыла свой сверток, достала вторую бутылочку с зеленым соком, повернулась к брату и со всей силы залепила ему пощечину. Подскочивший Ар возвращению в мир бодрствующих явно не обрадовался, потому как ему в рот мгновенно сунули бутылку и мама произнесла:
— У нас проблемы, пей!
И так она это сказала, что сонный Ар мгновенно все выпил и даже не скривился. А после рухнул обратно на кровать. Мама поднялась, приложила неимоверные усилия, чтобы уложить Аравана на бок, затем обессилено опустилась на край кровати, устало потерла лицо ладонями и сказал:
— Ложись спать, Киренок.
— А ты? — тихо спросила я.
— Уже не усну, — сипло ответила она. — С одной стороны тень самого капитана большая удача, но с другой — Ар может не справится, я должна быть рядом.
Я хотела было возразить, но мама отрезала:
— Мне известно, что делать в случае, если начнется лихорадка, ты такими знаниями не обладаешь. Ложись спать, Кира, завтра будет сложный день.
Устроившись поближе к маме, я сняла куртку, разулась, забралась в спальный мешок, начала следить за происходящим. Мама говорила с Аром на том, другом языке, речитативом и торопливо, а затем медленно и растягивая слова, и братик, которого трясло, начал успокаиваться, черты лица его разглаживались, тело расслаблялось. И вскоре он уже спал глубоким оздоровительным сном, а мама сидела рядом, и продолжала поглаживать его по спине.
И я вовсе не ожидала от нее прозвучавшего вдруг вопроса:
— Ты сказала, что влюбленность в Повелителя была наваждением шейсов, тогда ответь, что ты сейчас испытываешь к Эрану Дард Аэ?
Вопрос, поставивший меня в тупик. Но в то же время, мне, только что фактически пережившей смерть, вдруг стало отчетливо ясно:
— Я люблю Эрана, мам.
Она вздрогнула, подняла на меня печальный взгляд зеленых глаз. Несколько долгих томительных минут смотрела, продолжая успокаивающе гладить Аравана, затем тихо спросила:
— Насколько ты его любишь, Кирюш?
И я поняла странное:
— Не настолько, чтобы отказаться от своей мечты…
Мама кивнула и тихо продолжила: