Затем в результате стечения необычных, но замечательных обстоятельств мы усыновили новорожденного мальчика, которого назвали Джоном (в мою честь) и стали считать нашим «вымоленным» ребенком. Однако два года спустя Рейчел неожиданно забеременела и родила Сару, которая стала нашим вторым «вымоленным» ребенком.
Джон-младший, которому уже исполнилось четырнадцать, только что перешел в девятый класс, а Сара – в седьмой. С того дня как мы усыновили Джона, Рейчел сократила свою лечебную практику до одного дня в неделю. Нам казалось очень важным, чтобы она могла уделять максимум внимания заботам о доме. С другой стороны, один день врачебной практики в неделю обеспечивал небольшой отдых от «материнских обязанностей» и позволял поддерживать уровень профессиональных навыков. Слава Богу, что наши финансы это позволяли.
Мы владели (разумеется, вместе с банком) симпатичным домом на северо-западном берегу озера Эри, примерно в сорока пяти километрах от Детройта. В удобном сарае за домом стояла тридцатифутовая прогулочная яхта (рядом с дорогим водным мотоциклом фирмы «Sea-Doo»), а в гараже – две новенькие купленные в кредит машины. Каждый год мы минимум два раза ездили всей семьей в отпуск и при этом умудрялись откладывать приличные суммы на обучение детей и собственную старость.
Как я уже говорил, глядя со стороны, можно было подумать, что я крепко держу за хвост птицу удачи.
Однако, как это ни печально, дела не всегда обстоят так, как кажется со стороны. В действительности созданный мною мирок разваливался на части. Месяцем раньше Рейчел сообщила мне, что наш брак ее тяготит и что в нашей жизни давно пора что-то изменить. По ее словам, такая жизнь не удовлетворяла ее «потребности». Я не мог поверить своим ушам! Мне казалось, что я даю ей все, чего только может желать женщина, а тут она заявляет, что я не удовлетворяю ее потребности! Какие, скажите на милость, еще потребности могут у нее быть?
Дела с детьми обстояли тоже далеко не лучшим образом. Джон-младший взял моду распускать в доме язык и три недели назад даже назвал Рейчел сучкой. Я так рассвирепел, что чуть было не отлупил его, но ограничился тем, что на неделю оставил без карманных денег. Джон стал встречать в штыки любые наставления и указания старших и даже додумался вставить себе сережку в левое ухо! Если бы не Рейчел, я бы тут же вышвырнул его на улицу. Мои контакты с Джоном-младшим теперь ограничивались кивками и нечленораздельными звуками.
Отношения с Сарой тоже испортились. Между нами всегда существовала какая-то особенная близость, и я по-прежнему продолжал считать ее маленькой девочкой. Однако теперь она начала все больше отдаляться и порой даже злилась на меня без всякой видимой причины. Рейчел несколько раз советовала мне поговорить с Сарой о моих чувствах, но на это у меня никогда «не хватало времени», или, если быть честным, смелости.
Даже на работе, в единственной сфере, где я с уверенностью мог рассчитывать на успех, дела принимали нежелательный оборот. Проблема заключалась в том, что почасовики вдруг решили организовать профсоюз. Начатая ими кампания до предела накалила страсти, но, к счастью, администрация смогла получить на выборах на пятьдесят голосов больше. У меня отлегло от сердца, но мой босс, взбешенный самим фактом выборов, заявил, что это проблема менеджмента, то есть сфера моей ответственности. Я не совсем понял, что он имел в виду, так как был уверен, что проблема не во мне, а в тех заводских горлопанах, которым всегда хочется урвать что-нибудь на халяву! Масла в огонь подлила менеджер по персоналу, которая посоветовала мне пересмотреть стиль руководства. Я чуть не взорвался! Но она была всего лишь эмоциональной девчонкой, да и что вообще она могла знать об управлении крупным предприятием? Ее идеи были хороши в теории, а меня заботили практические результаты.
Даже в команде детской бейсбольной лиги, которую я шесть лет тренировал на общественных началах, мои дела шли из рук вон плохо. Мы выиграли более чем достаточно игр и заняли вполне приличное место, но некоторые родители пожаловались руководству лиги на то, что их детям недостаточно весело на тренировках. Я знал, что иногда бываю слишком требовательным и строгим, но что с того? А родители двоих детей даже потребовали, чтобы их сыновей перевели в другие команды. Это было сильным ударом по моему самолюбию.
Но это еще не все. Я всегда считал себя добродушным, веселым и общительным парнем, ничем особо не озабоченным, но теперь стал ловить себя на том, что практически все вызывает у меня раздражение. Несмотря на высокое положение, у меня в душе поселились сумятица и сомнения. Жизнь превратилась в бессмысленный набор движений. Я стал угрюмым и замкнутым. Самые ничтожные проблемы и неудобства стали вызывать у меня чересчур резкую реакцию. Собственно говоря, меня раздражали все вокруг, и даже я сам.
Конечно, я был слишком гордым, чтобы кому-нибудь об этом рассказать, поэтому старался вести себя так, чтобы никто ничего не заметил. Но я мог обмануть кого угодно, только не Рейчел!
Рейчел была не в силах больше наблюдать за моими мучениями, поэтому принялась убеждать обсудить возникшие проблемы с пастором. В момент слабости я согласился – да и то лишь для того, чтобы она от меня отстала. Тут нужно признаться, что я никогда не отличался особой набожностью. Я всегда считал, что церковь должна заниматься своими делами и не слишком вмешиваться в личную жизнь людей.
Пастор посоветовал мне провести несколько дней в уединении и попробовать разобраться в сложившейся ситуации. Он порекомендовал мне пожить какое-то время в ретрите
[1]
при маленьком малоизвестном христианском монастыре Хуана де ла Круза
[2]
, расположенном на берегу озера Мичиган, недалеко от городка Лиланд в северо-западной части Нижнего полуострова. Пастор рассказал, что в монастыре обитают примерно три-четыре десятка монахов ордена святого Бенедикта, разработавшего в VI веке устав монашеского общежития. В наши дни, так же как в течение предыдущих четырнадцати веков, монахи ведут строго регламентированную жизнь, основанную на соблюдении трех главных принципов – молитвы, физического труда и молчания.
В целом идея показалась мне достаточно нелепой – чем-то таким, на что я никогда бы не согласился, но перед моим уходом пастор упомянул об одном монахе, который в свое время входил в список пятиста ведущих менеджеров журнала «Fortune». В миру этого человека звали Леонард Хоффман. Это привлекло мое внимание. Меня давно интересовало, куда мог подеваться легендарный Лен Хоффман.
Когда я вернулся домой и рассказал Рейчел, что посоветовал мне пастор, она просияла.
– Это именно то, что я сама собиралась тебе предложить, Джон, – сказала она. – Как раз на прошлой неделе в шоу Опры
[3]
рассказывали о бизнесменах и бизнес-леди, которые отправляются в такие духовные ретриты, чтобы разобраться в своих суматошных жизнях. Тебе, должно быть, самой судьбой предназначено отправиться туда.
