В первый период свободной жизни он был приятно тронут вниманием, которое проявляли к нему за рубежом — приглашали на различные международные конференции и встречи ветеранов разведки для обсуждения злободневных вопросов современности. Приглашают, значит, признают опыт советской разведки, хотят послушать нашего человека. Но вскоре это ему надоело своим однообразием и безрезультатностью разговоров свободных от обязательств людей.
Позднее на это грустное настроение наложилась болезнь жены, события в стране, которые он столь болезненно переживал. Выход из подобного состояния он искал в новой работе, которая позволила ему и его коллегам помочь многим людям, как бывшим сослуживцам, так и честным людям вообще. Круг его общения оставался широким, в том числе и по диапазону политических ориентаций его собеседников. Однажды он в шутку сказал мне, что коллеги из параллельной службы, увидев его встречу с одной оппозиционной дамой, наверно, отнесут его к диссидентам.
В последний год его самочувствие заметно ухудшилось. За два месяца до его ухода из жизни я заехал к нему домой. Он спустился на лифте и прошел метров 20 до калитки, чтобы впустить меня во двор. Когда мы шли к его квартире, он сказал: “Вот, кажется, что сделал? Спустился на лифте, прошел всего ничего, а дышать уже почти не могу, слабость”. Но курить так и не бросил.
Часто употреблял в обращении к друзьям слово “миляга”. Это, видимо, сохранившееся из детства, из оставшейся ему родной Марьиной Рощи.
Те, кто не читал книг Леонида Владимировича и кого заинтересует личность этого одаренного человека, Слуги Отечества, советую их прочесть. Полезно. Особенно его последнюю книгу “И жизни мелочные сны”, в которой он выплеснул свои потаенные чувства и настроения человека, сознающего законченность активного периода своей жизни и ностальгически воспроизводящего прошедшее. Щемящую тоску вызывает ее чтение!
Мне подчас кажется, что на последнем этапе своей жизни Леонид Владимирович (возможно! да простит он мне, если ошибаюсь) осознавал себя разочарованным странником. Странником одиноким, хотя и среди людей, как можно быть одиноким в оживленной толпе. Сам он как-то сказал: “Знакомых у меня много, а вот друзей мало”.
Это самовосприятие знакомо, очевидно, многим людям в вечернее время жизни.
На похоронах я с грустью говорил, что после его отставки обращался к нему словами “Ваше высокопревосходительство”. В этом шутливом подражании некогда существовавшему правилу обращения к генералам была своя правда. В Шебаршине действительно было много превосходительного по отношению ко многим. Достоинства и обаяние его личности, сила духа и ума, чувства чести и долга давали мне основание считать его подарком судьбы — Отечеству, Службе и людям, с кем он жил, работал и дружил.
К его жизни, полагаю, при всех ее радостях могут быть, увы, отнесены слова Павла Флоренского: “Удел величия — страдание”.
И все-таки друзей у Шебаршина было гораздо больше, чем у других людей его возраста».
Клуб интеллектуалов
Среди друзей Шебаршина, особенно среди друзей московских, имелось немало людей легендарных. К таким относится, пожалуй, и Владимир Павлович Полеванов.
Россия услышала это имя в ельцинскую пору, когда Полеванов был избран губернатором Амурской области, управлял областью очень неплохо — во всяком случае, молва о нем шла добрая, — потом был переведен в Москву и назначен на место очень приметное — председателем незабвенной чубайсовской кормушки — Госкомимущества. Кормушкой этой управляло, как потом выяснилось, тридцать пять американских советников (среди советников были и русские, наши подданные, руководил ими Джонатан Хэй — кадровый разведчик из Штатов), которым было совершенно наплевать на интересы России, на людей, на будущее здешней земли и народа, — у них были свои интересы.
В первый же день своего появления в «главном штабе приватизации» Полеванов столкнулся с таким сопротивлением, что на подмогу впору было хоть Кантемировскую дивизию вызывать.
Сотрудники Анатолия Борисовича Чубайса не пустили Полеванова, например, в компьютерный зал, более того, предводимые Аркадием Евстафьевым, пресс-секретарем Госкомимущества, и Джонатаном Хэем, забаррикадировались там, у дверей поставили охранников из близкого им, прикормленного охранного подразделения «Гром».
Финансировалось это подразделение из бюджетных денег, ело и пило, как говорится, с ладони прежних руководителей «главного штаба» и приказ нового министра отказалось выполнять наотрез.
Причем Полеванов был ведь не только министром, главою Госкомимущества — очень важного органа, от которого зависело, сохранится наша страна или нет, он параллельно был наделен еще большей властью — господин Ельцин вручил ему также портфель вице-премьера Правительства России, но и этой власти Полеванову не хватило, чтобы проникнуть в центр памяти структуры, которую ему доверили возглавить, и понять, что там происходит.
А Полеванову-то всего и нужно-то было для этого — войти в компьютерный зал.
Пришлось одно «бюджетное» подразделение вышибать другим — милицией.
Хэй и Евстафьев со своими подопечными просидели в компьютерном зале сутки и за это время уничтожили всю базу данных, которая могла бы скомпрометировать Чубайса как непутевого руководителя.
Конечно, Анатолий Борисович не замедлил поднять шум вселенский, обвинить Полеванова во всех смертных грехах, пробовал по привычке вмешаться и сейчас в дела Госкомимущества, но дорога сюда ему была заказана — слишком много вреда он принес… Надо полагать, что не за горами время, когда ему придется держать ответ за сделанное.
Закон жизни нашей таков, что за все надо платить. Половина нашего имущества, как ныне отмечают и друзья и враги, была роздана американцами — советники типа Джонатана Хэя составили свой список и под прикрытием Чубайса усиленно внедряли его в жизнь: этим людям, мол можно вручить собственность, остальным — нет. Такое заключение сделали советники, остальные — недостойны.
Потом счастливцы из американского списка стали олигархами, а годы те ныне считаются отправной точкой для создания коррупционного государства. Таких стран, как нынешняя коррупционная Россия, нет, пожалуй, нигде в мире, — просто быть не может. А существовал где-нибудь в мире такой механизм, как семибанкирщина?
Нет. А у нас семибанкирщина была и есть, похоже, мы можем этим гордиться. И так далее.
В общем, Полеванов быстро понял, куда попал, как понял и другое — он никогда не сможет работать во вред России, как бы того от него ни требовали советники-американцы.
Полеванову пришлось уйти со своего поста очень быстро — Чубайс с компанией американцев постарались, подключили своих знакомых, друзей, и те в канун Давосского форума заявили Ельцину:
— Либо Полеванов, либо шесть миллиардов долларов кредита. — Кредит этот был обещан России, без него у Ельцина просто не было шансов выжить.
В результате Ельцин вызвал к себе Полеванова, коротко, не таясь, объяснил, в чем дело, и развел руки в стороны:
