Гуго сделался правителем графства, когда был еще юношей с пламенным воображением. Он мечтал побеждать драконов, совершать подвиги во имя прекрасных дам и распространять власть христианской церкви вплоть до самых дальних земных пределов. Ему хотелось жить полной жизнью, однако обстоятельства сложились иначе.
Неудачная женитьба погрузила графа в пучину меланхолии, из которой он никак не мог выбраться. Тогда-то в его жизни, подобно светлому лучу, возник брат Бернар.
Монах пробудил в душе Гуго давние мечтания, доверил ему миссию, перед которой поблекли даже его юношеские фантазии. При этом цистерцианец вел себя сдержанно и даже загадочно. Он всегда говорил о вере и о священной миссии. Именно вера привела горстку мужчин в туннели, пробитые под горой, на которой высился легендарный храм царя Соломона.
Неужели брат Бернар использовал веру графа в своих целях? Это подозрение, не раз возникавшее в душе Гуго, с особой силой навалилось на него в эту ночь. Неужто монах скрыл от графа подлинное содержание древней рукописи?
Он был настолько погружен в собственные мысли, что не сразу обратил внимание на легкий шорох, доносящийся из-за двери.
«Должно быть, это крыса», — подумал граф.
Но когда звук раздался снова, Гуго понял, что это нечто иное. Его пояс висел на стене. Граф выхватил из ножен кинжал, подкрался к двери и тогда различил тихое постукивание. К нему в комнату стучался человек, явно не желавший привлекать к себе всеобщее внимание.
— Кто здесь?
— Господин, вы не спите?
Граф резко, но почти бесшумно распахнул дверь. Впрочем, в ночном безмолвии любой звук разносился на дальнее расстояние. Брат Этельберт ощутил у себя на горле острие кинжала. Глаза его округлились от ужаса.
— Что ты здесь делаешь в ночной час?
— Господин, я не могу заснуть.
— Это не объяснение. Почему ты шуршишь у меня под дверью?
— Мне нужно сообщить вам нечто крайне важное, мой господин.
Граф огляделся по сторонам. В коридоре никого не было.
— Войди.
Он сам затворил дверь, убрал одежды с табурета — только там и можно было усесться — и указал монаху на освободившееся место. Сам же граф Гуго сел на подоконник, и его силуэт четко прорисовался в стальном свечении иерусалимской ночи.
Где-то в отдалении послышался крик петуха, хотя до рассвета оставалось еще около двух часов.
— Что же такое важное ты хочешь мне сообщить? Вычитал что-нибудь на желтой пластине?
— Нет, господин.
— Тогда что?
— Это связано с картой, которой рыцари пользовались в поисках сокрытых кладов.
Мышцы графа напряглись под измятой льняной сорочкой.
— Говори!
Монах достал из складок сутаны карту. Граф склонился над ней.
— Господин, нам потребуется свет.
Монах подвинул поближе плошку с маслом, в которой плавал фитиль. Освещение было скудное, однако ничем иным они не располагали.
— Взгляните сюда, господин.
Гуго Шампанский проследил за указательным пальцем монаха. Тот перевернул карту на обратную сторону, где оказался текст, написанный по-еврейски.
— Что это?
— Надпись, мой господин.
— Я сам вижу, что надпись, но о чем она гласит?
— Вам не интересно узнать о том, каким же образом я ее обнаружил?
— Что ты разумеешь под «обнаружил»?
— Когда Гуго де Пайен передавал мне карту, этой надписи тут не было.
— Брось молоть чепуху!
— Вообще-то она была, только невидимая, — поправился монах.
— Я не понимаю.
— Мой господин, этот текст был спрятан. Человек, писавший его, воспользовался техникой, позволяющей скрывать надписи. Мне неведомо, как он этого добился.
— Почему текст вдруг проявился?
— По чистой случайности, мой господин. Я полоскал горло. Несколько капель сока пролились на карту, и вскоре под его воздействием стали заметны несколько букв. Поначалу я не поверил собственным глазам. Все это казалось мне чародейством. Тогда я смочил палец в соке, провел им по пергаменту, и письмена начали проявляться, как по волшебству. Затем я натер соком всю изнанку карты. Результат у вас перед глазами.
Гуго Шампанский схватил пергамент и принялся его изучать. На одной стороне листа был нарисован план, позволивший рыцарям отыскать тайники. Хотя граф и не считал себя специалистом в данных материях, но отметил тщательную проработку деталей, изящество линий и чистоту рисунка. Это было создание подлинного мастера.
Гуго перевернул лист и увидел, что неожиданно возникшая надпись представляет собой шедевр каллиграфии. Вместе с полями она занимала ровно половину листа.
— Вторую половину ты натирал?
— Да, господин, но там ничего не возникло.
— Ты перевел надпись?
— Отчасти. Смысл кое-каких выражений от меня ускользает. Я не знаю значения некоторых слов.
— О чем тут говорится?
— Речь идет о династиях, ведущих происхождение от высших иудейских священников и связанных с домом Давидовым. Человек, писавший все это, использовал выражение, которое на латынь можно было бы перевести как rex deus.
— Что это значит?
— Точно сказать не могу, что-то вроде «царь-бог» или «бог-царь». Здесь утверждается, что сокровище по праву принадлежит этим семьям и их потомкам. Есть и еще один намек, — неуверенно проговорил брат Этельберт. — Здесь туманно говорится о том, что один из этих родов своим происхождением как будто бы связан с мессией. Кроме того, в тексте в самых общих выражениях упомянуто о какой-то великой ошибке.
— Что еще за великая ошибка?
— Мне это неведомо, господин. Тут нужен человек поопытнее меня, способный расшифровать ряд темных мест. Повторяю, смысл отдельных выражений от меня ускользнул.
— Ты что-то говорил о происхождении от мессии. Что это означает?
— Мой господин, я не осмеливаюсь рассказать вам…
— Говори без боязни.
— Господин, я ни в чем не уверен.
— Но у тебя же есть свое мнение?
Брат Этельберт покрылся потом. В этот момент ему приходилось очень нелегко.
— Я полагаю, мой господин, что автор этих строк был иудеем и по многим причинам стремился затемнить содержание текста. Иудеи до сих пор дожидаются прихода мессии, однако тот человек, который это писал, придерживался иного мнения.
— Почему ты так считаешь?
— Потому что он утверждает, что мессией был Иисус Христос.
Граф надолго замолчал.
