— Слишком долго их нет.
— Может быть, его величество погнался за каким-нибудь зверем, следы которого встретились ему на пути?
— Может быть, хотя лично я так не думаю. Его добычей должна была стать мадам дю Шатле.
Скудный свет облачного дня стремительно шел на убыль, темнота подступала гигантскими шагами, когда хруст листвы возвестил о возвращении рыцарей. Когда всадники появились на краю опушки, все обратили внимание на то, как медленно переступают лошади. Такое возвращение не внушало добрых надежд. На носилках, составленных из двух жердей и плаща, натянутого между ними, действительно лежало неподвижное тело Филиппа Четвертого.
Все разговоры в королевской передней утихли при появлении четырех главных придворных лекарей. По выражению их лиц всем стало ясно, что ничего хорошего ждать не стоит. Распахнулась дверь, ведущая в монаршие покои. В передней воцарилась полнейшая тишина, и сюда донеслись жалкие стоны Филиппа. Король не прекращал охать и ахать с тех пор, как пришел в сознание. Наверное, боль была невыносимой.
Люди, закутанные в длинные черные мантии, молча прошли к кабинету, где их дожидался старший сын короля, избалованный и недружелюбный юноша, который отказывался приходить к отцу. Их отношения складывались хуже некуда. Рядом с Людовиком, прозванным Сварливым, находился его дядя Карл де Валуа. Чутье в политических делах и полное отсутствие совести подсказывали ему, что пришла пора обратиться лицом к будущему, потому что перемены не заставят себя долго ждать.
— Его величество очень плох. Мы нашли на его теле множество весьма болезненных переломов. Он уже в агонии. Наша наука не в силах предотвратить фатальную развязку. Это вопрос нескольких часов. Монсеньор, мы советуем причастить короля как можно скорее, чтобы спасти его душу, — дрожащим голосом сообщил старейший из докторов.
Людовик выслушал его, не изменившись в лице, вообще не проявив никаких эмоций.
— Чем вы объясните эти многочисленные переломы и ушибы на теле его величества? — Карл де Валуа посмотрел на врачей взглядом инквизитора.
Ученые мужи пришли в волнение. Ответ нашелся не сразу:
— Ваше превосходительство, мы действительно были чрезвычайно удивлены, поскольку, как нам сообщили, несчастье, приключившееся с его величеством, явилось следствием падения с лошади. Неудачное падение может стать причиной ушиба или даже опасного перелома. Однако, по правде сказать, множественные ушибы и переломы, которые обнаружились на теле его величества, свидетельствуют о том…
Доктор не осмеливался закончить свою мысль.
— Ну же, говори!
— Простите, слова мои могут граничить с безумием, однако…
— Говори без страха.
— Создается впечатление, что его величество был основательно избит крепкой дубиной. Такие повреждения не могут быть результатом падения с лошади. Разве только животное долго топтало своего всадника, но и в этом случае характер повреждений был бы иным.
— Неужели ты намекаешь на то, что на короля могли напасть?
— Нет, никоим образом! Мы с коллегами всего-навсего установили, что повреждения на теле его величества появились не вследствие падения с лошади. Только и всего, мой господин.
Громкий стук в дверь оборвал гнетущее молчание, которое воцарилось в кабинете. Дверь приоткрылась, на пороге возникла тощая фигура Бернара де Понтиньи.
— Простите, но дело срочное!
— Что случилось? — спросил брат короля.
— Отец умер? — вырвалось у Луи.
— Нет, ваше высочество. Вы пока еще не ваше величество. — Канцлер, сознававший, что дни его при дворе сочтены, особо подчеркнул различия в титулах.
— В таком случае я сейчас очень занят. Сообщите, когда я стану его величеством! Я буду в павильоне зимнего сада.
Людовик покинул кабинет, громко хлопнув дверью.
— Де Понтиньи, что случилось?
Придворный бросил многозначительный взгляд на врачей, и те немедленно удалились.
Как только они с Карлом остались наедине, канцлер вытащил из кармана клочок ткани и протянул его брату короля.
— Что это?
— Взгляните сами.
— Я вас не понимаю, де Понтиньи! Это же просто обрывок тряпицы.
— Так и есть, мой господин. Но вам ничего не кажется странным?
— Ткань белая, в уголке вышит крестик…
— Да тот самый крест, которым тамплиеры украшали свои плащи.
— Что это значит?
— Не угодно ли вашему превосходительству узнать, где была обнаружена эта тряпица?
— Где?
— В лесу Руврэ, рядом с часовней.
— На что вы намекаете?
— Ни на что. Просто я подумал, что вам было бы полезно знать об этом обстоятельстве.
— Кто это нашел?
— Лесник, совершавший свой обычный обход.
Карл де Валуа ощупал платок, придирчиво прошелся пальцами по его краям.
— Он как будто бы новый. Да и оторвали этот клочок недавно.
— Я бы сказал, совсем недавно, — уточнил канцлер.
Через два часа, после длительной агонии, Филипп Четвертый Французский, вошедший в историю под именем Красивый, тот самый король, который покончил с орденом тамплиеров, испустил дух. На следующий день эта новость облетела весь Париж. В лавках менял, на рынках, в тавернах и харчевнях, на церковных папертях все разговоры вертелись вокруг странных обстоятельств этой смерти, чем-то напоминавшей кончину Папы в Авиньоне, случившуюся несколько месяцев назад.
Обе смерти произошли даже раньше срока, который Жак де Моле предрек, восходя на костер. Впрочем, многие парижане не верили в проклятие тамплиеров и громогласно заявляли, что все это лишь пустая болтовня.
19
Габриэль д'Онненкур бросился на кухню за стаканом воды. Бланшар дожидался его в гостиной. Он был бледен, дышал прерывисто.
— Выпейте воды.
Пьер принял стакан трясущейся рукой. Габриэль терпеливо ждал, пока журналист придет в себя.
— Это была «Красная змея»! — выкрикнул он, не дожидаясь расспросов со стороны д'Онненкура.
— Вы хотите сказать, что человек, с которым вы говорили по телефону, сказал, что звонит от имени организации с таким названием?
— Так он и сказал. Он угрожал мне.
Габриэль нахмурился. Морщины на его лице выступили резче. Он посмотрел на комод, тайник в котором по-прежнему оставался закрытым.
— Как они узнали, что вы здесь?
— Понятия не имею. Однако звонивший мужчина сразу спросил: «Месье Бланшар?» Я молчал, удивленный тем, что кто-то ищет меня по этому номеру. Тогда вопрос повторили, и я пробормотал «да». Затем в трубке раздалось: «Если жизнь вам хоть сколько-то дорога, позабудьте о „Красной змее“».
