Самый молодой из рыцарей, которому было лет тридцать пять, поднял руку, прося слова. В его черных волосах проглядывали первые ниточки седины, однако взгляд оставался по-юношески дерзким. Это был Бертран де Лафоре, один из немногих тамплиеров, которым довелось общаться с последним магистром во время его заключения в крепости Шинон.
Бертран пробрался туда, переодевшись прислужником, и получил, по-видимому, последние наставления Жака де Моле. Подобное деяние окутывало его почти мифическим ореолом среди уцелевших рыцарей храма. Он выступал за то, чтобы нынешнее собрание положило конец существованию ордена, но только в том случае, если будет обеспечена внешняя защита для «Братства змеи».
— Говори, Бертран.
— Я никоим образом не могу вас учить, как следует поступать, — начал рыцарь со смиренного признания своей роли младшего. — Ваша опытность и познания многократно превосходят мои, однако, как мне кажется, у нас есть подходящее средство.
— Какое?
— Понадобится много денег на то, чтобы внешнее прикрытие обеспечивало нам надлежащую защиту. Только так мы сможем добиться того, что «Змееносец» просуществует столь долго, сколь это будет потребно. Эту проблему, по моему мнению, способно разрешить сокровище ордена.
— Что ты хочешь сказать?
— Если оно будет передано «Змееносцу», то мы получим надежную защиту.
Маленькое помещение наполнил ропот собравшихся здесь людей.
— Это наилучшее из всех решений, однако где же находится сокровище? — спросил один из рыцарей.
Лафоре не колебался с ответом:
— Это известно Лармениусу.
Все тамплиеры смотрели на черного магистра, главнейшего человека в «Братстве змеи». Он поднялся, обошел стол, подошел к месту, где сидел Бертран, положил руку на плечо рыцаря, которого почти вдвое превосходил годами, и торжественно возгласил:
— Брат Бертран совершенно прав. Я не решался первым заговорить об этом. Человек, достигнувший определенного возраста, начинает слишком долго во всем сомневаться, прежде чем принять решение. У нас нет необходимости искать форму существования и организации отрядов защиты.
— Ты знаешь, где спрятано сокровище?
— Да, знаю.
— Откуда… тебе известно об этом?
— Это одна из тех тайн, которые Жак де Моле открыл Бертрану, — спокойно ответил Лармениус.
— Почему же ты так долго хранил ее в секрете? — не выдержал один из рыцарей.
— Такова была воля магистра.
— Он приказал хранить все в секрете?
— Да, Жак де Моле повелел ничего не рассказывать, доколе не наступит срок, а брат Бертран только что указал мне, что время настало. Сказанное не означает, что о сокровище станет известно всем. Мы будем хранить эту тайну столь же свято, как и сам факт существования нашего братства. Если мы расскажем о богатстве даже рыцарям, явившимся на наш зов, то сокрытое перестанет быть таковым.
— Итак, Лармениус, каковы же твои повеления?
— На завтрашнем собрании нам следует проявить осмотрительность. Роспуск ордена следует провести так, чтобы тамплиеры не догадались о существовании другого братства, которому суждено продолжить свой путь, и о том, что гарантия его выживания — это сокровища храма. Необходимо принести в жертву белый храм ради сохранения храма черного. Если же на завтрашнем собрании будет решено объявить, что орден существует, и потребовать восстановления его прав, то враги ополчатся против нас и, быть может, им удастся покончить с нами.
— Но как ты добьешься своей цели? — спросил один из рыцарей. — По моим сведениям, большинство братьев стоят за продолжение существования ордена.
— Многие предлагают отправиться в Авиньон и просить Папу о его восстановлении, — вставил слово еще один из участников собрания.
— Есть только один путь, — ответил Лармениус.
— Какой же?
— Убедить Жерара де Сен-Гобена и еще с полдесятка влиятельных рыцарей, готовых сопротивляться до последнего, в том, что им следует высказаться в пользу роспуска нашего ордена.
— Это легко сказать, но как сделать?
— Я с ними поговорю.
Лармениус все так же стоял рядом с Бертраном, не убирая руку с его плеча. Этот молодой рыцарь словно придавал ему хладнокровия в ту минуту, когда все прочие были возбуждены до предела.
— Не думаю, что у тебя получится.
Лармениус только пожал плечами:
— Посмотрим. Я переговорю с каждым из них по отдельности и постараюсь, чтобы мои слова звучали убедительно.
День выдался долгий, беспокойный, отмеченный печатью сомнения. Когда Лармениус покидал вырубленную в скале пещеру, вход в которую был сокрыт густыми зарослями, ему стало зябко, и он поплотнее закутался в плащ.
В течение десяти с лишним часов старый тамплиер провел шесть долгих разговоров. Встречи проходили при свете факелов. Только они озаряли глубокую пещеру, созданную руками тамплиеров еще на заре существования ордена в качестве укрытия на случай беды.
Как и предчувствовал Лармениус, все эти беседы проходили на редкость трудно. Тамплиеры никоим образом не желали признать себя побежденными, несмотря на то что идеалы их явно принадлежали другой эпохе. Их время осталось далеко позади, как и Крестовые походы. Эти люди раз и навсегда встали на путь, придававший смысл их жизни. Если он пресекался, то они уже не знали, куда двигаться дальше.
Трое рыцарей после ожесточенного сопротивления выразили готовность помочь Лармениусу, двое не сказали ничего определенного, а один, Жерар де Сен-Гобен, так и не сдвинулся со своих позиций.
В ушах черного магистра все еще звучали отголоски жарких споров. Вокруг сгущалось молчание леса, от которого рыцарю становилось жутковато, зато свежий воздух успокаивал его, избавлял от тяжких раздумий.
Под пышными кронами деревьев было темно и даже мрачно. Лармениус провел более десяти часов под каменными сводами и утратил представление о времени. Впрочем, полумрак, сгустившийся вокруг него, свидетельствовал о предзакатной поре, о приближении ночи.
Все сведения, добытые рыцарем, указывали на то, что завтрашнее собрание обещает быть многолюдным. Он не имел ни малейшего представления о том, чем же оно закончится.
Несмотря на усталость, черный магистр решил повидать Бертрана де Лафоре. Тот был молодым, но очень влиятельным человеком. Его позиция могла склонить чашу весов в ту или иную сторону.
Старый рыцарь нашел молодого собрата в одной из хижин, возведенных в качестве временного пристанища. Бертран делил этот кров с девятью тамплиерами. Лармениус остановился перед столбами, игравшими роль дверного проема. До его ушей донеслись обрывки фраз, по которым легко было догадаться о том, что между обитателями хижины шел жаркий спор о том, какое решение следует принять завтра.
