2. Авторитет борьбы, ведущейся РОВСом, уже более не существует: голос везде один — с трагического дня 26 января 1930 года активная борьба с коммунизмом прекратилась.
3. Денежные средства РОВСа расходуются совершенно безотчетно и бесконтрольно.
4. Особый удар престижу РОВСа нанесен деятельностью Комитета по розыскам генерала Кутепова. Работа лиц, ведавших розыском, поистине была преступной.
5. Политика РОВСа не имеет никакой определенной линии.
6. Внутреннее положение РОВСа представляет совершенно хаотическое соединение частей Армии, объединений и союзов с разными правами и обязанностями и с разной юридической ответственностью.
7. На основе повсеместного недоверия к главному командованию родятся и ширятся слухи о Вашем уходе с поста Председателя, отсутствие единой воли и твердого руководства.
8. Вы как председатель РОВСа не отражаете идей, настроений и стремлений возглавляемой Вами национальной добровольной военной организации. Командование не может проводить только свои мысли, свои представления об активной работе, а обязано, по примеру погибших вождей Белого движения, вести РОВС по стопам действительно активной борьбы с большевиками.
9. В случае невыполнения наших условии мы, предвидя неизбежный конец РОВС, вынуждены будем выйти из его состава для того, чтобы организовавшись продолжать дело, начатое нашими вождями»
Подписи Шатилова под документом не было, но общий стиль меморандума однозначно указывал — «115» его, как минимум, редактировал.
Миллер с негодованием отверг требования «маршалов», но было уже поздно. Его престижу нанесли последний, сокрушительный удар. Лучшее, что мог бы сделать в тот момент Евгений Карлович, — подать в отставку. Однако он решил продолжать борьбу. Уже не за должность председателя РОВС. Евгений Карлович решился начать борьбу с «Внутренней линией». Поводом для объявления «войны» послужило письмо Шатилова. В нем он жа ловался, что уже около года не получал никаких сведений о жизни РОВС.
Конечно, никакой нужды он в этом не испытывал. Больше того, сам мог бы предоставить Миллеру любые данные о любой сфере деятельности Русского общевоинского союза. Мало того, что Скоблин и Закржевский оперативно сообщали ему все подробности, так и агенты с мест докладывали в Париж, что им до смерти надоело просто отбывать номер. Об этом и писал Шатилов Миллеру: «Было еще одно дело, которое осталось на моих руках, и которое простым решением Эрдели пожелал ликвидировать. Я говорю об организации Закржевского, связанного с Фоссом. Я принял меры к тому, чтобы, получив незаслуженные моральные удары, он не пошел бы по неправильному пути, и чтобы не повторились те ошибки, которые сделал Закржевский вскоре после моего отчисления».
То есть председателю Русского общевоинского союза дали ненавязчиво понять, что «Внутренняя линия» существует, руководит ей по-прежнему Шатилов, и соваться в ее работу Миллеру не нужно. Так ему будет лучше.
Однако Евгений Карлович почему-то не захотел, чтобы ему было лучше. Вместо этого он взялся разбираться, что это за неуловимая организация, которую даже закрыть нельзя? Адмирал Кедров был столь любезен, что поделился с председателем РОВС теми немногими данными, которыми он располагал о тайном ордене. Внимательно изучив все имеющиеся документы по этому поводу, Миллер в глубоком раздумье сидел над «шапкой» инструкций «линейцам». Фраза «Центр. 1 октября 1933 года» ставила его в тупик. Он поднял архив РОВС и удостоверился, что в те дни никаких приказов или распоряжений не издавал.
Генерал Русской императорской армии не привык чувствовать себя дураком. Вызвав самых преданных себе людей, он поделился с ними мучившим его вопросом: что делать с «Внутренней линией»? Большинство склонялись к тому, что это организация вредная и ее надо распустить. Однако с мнением своих помощников Миллер не согласился. Он посчитал вредным как раз роспуск набранной агентуры. Совершенно справедливо рассудив, что если он прикажет закрыть контрразведку, то она уйдет в еще большее подполье и продолжит действовать бесконтрольно. И Бог его знает, что там в голову придет этому Закржевскому. В результате Евгений Карлович принял решение назначить начальником «Внутренней линии»… генерала Скоблина.
* * *
Я не возьмусь судить, что испытал Николай Владимирович Скоблин, когда ему сообщили о решение генерала Миллера. Но, думаю, что Павел Николаевич Шатилов в тот момент смеялся до слез. Поступок председателя Русского общевоинского союза лучше всего подтверждал данное ему Туркулом определение: «выживший из ума старик».
За всю историю русской военной эмиграции более глупого решения трудно найти. Оно свидетельствует прежде всего о том, что Миллер совершенно не понимал, что происходит в РОВС. Это в лучшем случае. В худшем, как это было принято в Советском Союзе, его можно было бы обвинить в планомерном вредительстве. Только не организации, а самому себе. Что, согласитесь, об умственных способностях если и говорит, то вовсе не в превосходной степени.
Да простят меня все те, кто трепетно относится к Евгению Карловичу Миллеру. Своей смертью он искупил все многочисленные ошибки и просчеты, сделанные им на посту председателя Русского общевоинского союза. Это словно о нем говорил великий философ Иван Александрович Ильин: «Белое движение отнюдь не надо идеализировать: с одной стороны, всегда и всюду могут оказаться люди слабые, неустойчивые и даже порочные и наделать неподобающее; особенно после перенапряжений такой войны, которая велась недовооружённой армией; особенно когда вся страна болела смутою; особенно при поднятии такого исключительного по размерам и напряжению подвига. С другой стороны, самые лучшие люди могут совершать ошибки, недосмотры — да ещё при таких потрясениях, сдвигах и во всеобщем замешательстве и пере- осложнении».
Необходимо признать: среди всех руководителей крупнейшей белой организации, от Врангеля до Харжевского, Миллер был самым слабым. Больше того: период его лидерства в Русском общевоинском союзе совпал с полным развалом какой-бы то ни было работы и окончательного списания всего антикоммунистического сопротивления первой волны на свалку истории. Результаты тотальной бездеятельности Миллера и неспособности его разобраться, что же именно от него хочет «Внутренняя линия», сказались уже через четыре года — 22 июня 1941 года.
Нападение Германии на Советский Союз русская эмиграция встретила разобщенной, не имеющей какой-нибудь твердо сформулированной позиции. Все только и делали, что продолжали грызться друг с другом. Трудно было ожидать чего-то другого, если учитывать, что за 7 лет председательствования в РОВС Миллера, только этим и занимались. «Внутренняя линия» потратила уйму сил на попытки заставить Евгения Карловича думать, но все было впустую.
Я твердо убежден: если бы Миллера не похитили в сентябре 1937 года, то никакого бы Русского корпуса спустя 4 года Скородумов и Штейфон не организовали бы. Все время у них ушло бы на составление пространных меморандумов, в попытках объяснить генералу, что нынче не 1919 год, а новое время требует новых решений. Да, оба лидера «шюцкора» в РОВС не состояли. Но ведь подавляющее большинство чинов Русского корпуса были из РОВС и соответственно им нужно было получить разрешение председателя. Миллер колебался бы до последнего, что доказывает и участие русских добровольцев в гражданской войне в Испании.
