Француз внимательно прислушался и различил ровный, размеренный шаг часового. Судя по этим звукам, он там был один и безостановочно обходил палубу по периметру. Сансон подождал, пока часовой пройдет над ним, а потом проскользнул сквозь орудийный порт и опустился в тень пушки, тяжело дыша от напряжения и волнения. Даже для него это ощущение было возбуждающим. Он оказался один среди четырех сотен врагов, половина из которых сейчас покачивалась в гамаках у него над головой. Француз подождал, обдумывая следующий свой шаг.
Хантер тоже ждал в зловонном трюме, скорчившись в узком пространстве. Он был измотан до предела. Если Сансон не появится в ближайшее время, то каперы так ослабеют, что их сил уже не хватит на побег. Стражники, которые принялись зевать и снова вернулись к картам, — не обращали на пленных ни малейшего внимания. Это бесило и вводило в искушение капитана. Если бы только ему удалось освободить своих людей сейчас, когда все обитатели корабля спят, то у них мог бы появиться шанс. Но когда стража сменится, а это могло произойти в любой момент, или экипаж корабля проснется на рассвете, ни малейшей возможности бежать уже не будет.
В трюм вошел какой-то испанский солдат, и Хантера на миг захлестнуло отчаяние.
Стража меняется. Все погибло. Но через мгновение он осознал, что ошибся. Это был всего один человек, даже не офицер. Прочие стражники поздоровались с ним вразнобой. Новоприбывший держался надменно, неприкрыто важничая. Он принялся обходить трюм, проверяя, надежно ли связаны пираты. Хантер почувствовал рывок, когда этот тип подергал веревки у него на руках, а потом прикосновение чего-то холодного — лезвия ножа! — и путы оказались разрезаны.
Испанец, стоявший у него за спиной, прошептал:
— Это будет стоить тебе еще две доли.
Сансон!
— Обещай, — прошипел Сансон.
Хантер кивнул. Его одновременно одолевали гнев и ликование. Но он ничего не сказал и лишь молча смотрел, как Сансон обошел всех, а потом встал у дверей, перекрывая выход.
Француз посмотрел на моряков и очень тихо приказал по-английски:
— Давайте, но чтоб тихонько.
Потрясенные испанцы успели лишь поднять головы, как каперы накинулись на них. Пленных было втрое больше, чем стражников. Все завершилось в мгновение ока. Моряки тут же принялись сдирать с солдат мундиры и переодеваться.
Сансон подошел к Хантеру.
— Я не расслышал твоего обещания.
Тот кивнул, потирая запястья.
— Обещаю. Две доли твои.
— Хорошо, — отозвался Сансон.
Он отворил дверь, прижал палец к губам и повел моряков прочь из трюма.
Глава 19
Касалья пил вино и смотрел на лицо умирающего Господа, размышляя о страдании, телесных муках. С самых ранних лет он видел изображения этой боли, терзаний плоти, бессильно обвисшее тело, запавшие глаза, кровь, струящуюся из раны в боку, сочащуюся из-под гвоздей, засевших в руках и ногах.
Эта картина, висящая в каюте капитана, была подарком от самого Филиппа. Она принадлежала кисти любимого придворного художника его величества, некоего Веласкеса, недавно скончавшегося. Такой дар считался весьма почетным, и получение его буквально окрылило Касалью. С тех пор он не расставался с картиной. Это было самое ценное его сокровище.
Этот самый Веласкес не нарисовал нимб вокруг головы Господа. Тело на картине было серовато-белым, цвета смерти. Это выглядело вполне реалистично, но о нимбе Касалья часто сожалел. Его удивляло, что такой благочестивый человек, как король Филипп, не настоял на этой детали. Возможно, его величеству не понравилась эта картина, потому он и отослал ее одному из своих военачальников в Новую Испанию.
В тяжелые минуты Касалью посещала иная мысль. Он слишком хорошо осознавая, какая пропасть лежит между изящной жизнью при дворе короля Филиппа и тяжкой долей людей, доставляющих ему из колоний золото и серебро на поддержание роскошеств. Когда-нибудь он, Касалья, вернется ко двору — богатый человек на склоне дней. Иногда ему казалось, что придворные будут потешаться над ним. В мечтах он частенько убивал их всех на кровопролитных дуэлях.
От размышлений Касалью отвлекло покачивание судна. Должно быть, прилив закончился. Значит, до рассвета уже недалеко. Скоро настанет день, и пора будет двигаться в путь. Еще надо прикончить следующего английского пирата. Касалья намеревался убивать их одного за другим, пока кто-нибудь не скажет наконец правду.
Корабль продолжал покачиваться, но в его движении было нечто неправильное. Касалья чувствовал это нутром. Судно не вращалось вокруг якоря. Оно смещалось вбок. Что-то было сильно не так. Тут Касалья услыхал негромкий треск. Корабль содрогнулся и застыл недвижно.
Капитан выругался, вылетел на верхнюю палубу и чуть не уткнулся носом в ветки пальмы, даже нескольких, растущих вдоль берега. Его корабль сел на мель. Касалья завопил от ярости. Вокруг заметались перепуганные моряки.
К нему подбежал первый помощник, дрожащий от страха.
— Капитан, они перерезали якорный канат!
— Они?! — заорал Касалья.
В минуты гнева голос у него делался высоким и тонким, словно у женщины. Он кинулся к противоположному борту и увидел «Кассандру». Шлюп, накренившись под свежим ветром, выходил в открытое море.
— Пираты сбежали, — доложил бледный первый помощник.
— Сбежали?! Как они могли?!
— Не знаю, капитан. Все стражники мертвы.
Касалья с силой ударил первого помощника в лицо так, что тот отлетел и растянулся на палубе. Он пришел в такую ярость, что почти лишился способности думать, и уставился на уходящий шлюп.
— Как они могли сбежать?! — повторил он. — Проклятье! Как они могли сбежать?!
Появился офицер, командующий солдатами.
— Капитан, вы сели на мель. Может быть, мне высадить часть своих людей на берег, чтобы они попытались столкнуть корабль с мели?
— Уже начался отлив, — сказал Касалья.
— Да, капитан.
— Недоумок! Мы не сможем сняться с мели до следующего прилива!
Касалья громко выругался. Это займет двенадцать склянок. Лишь через шесть часов они примутся за освобождение массивного судна, но даже и тогда могут потерпеть неудачу, если судно село крепко. Луна убывала, значит, каждый следующий прилив будет слабее предыдущего. Если судно не снимется с мели за время следующего прилива или еще одного за ним, то оно застрянет тут самое меньшее на три недели.
— Идиоты! — пронзительно взвизгнул Касалья.
Вдалеке «Кассандра» изящно сменила галс, направилась на юг и исчезла из виду.
На юг?
— Они идут на Матансерос, — простонал Касалья, и его затрясло от гнева, который испанец не в силах был обуздать.
