Однако Боске, похоже, терпеливостью не отличался. Напротив, он явно был человеком дерзким и предприимчивым, предпочитал при малейшей же возможности переходить в атаку. У него были веские причины это сделать, не дожидаясь, пока погода испортится.
В морском бою плохая погода выступала в роли уравнителя, потому слабая сторона надеялась на нее, а сильная старалась избегать. Шторм отравил бы жизнь обеим сторонам, но эффективность их действий уменьшилась бы несоразмерно. Боске наверняка знал, что корабли Хантера не укомплектованы командой и легко вооружены. Сидя в одиночестве в каюте, Хантер пытался поставить себя на место человека, с которым они никогда не и встречались, и понять ход его мыслей. В конце концов он решил, что Боске наверняка атакует их на рассвете.
Нападение могло произойти с суши, с моря либо с двух направлений. Все зависело от того, сколько солдат было на борту у Боске и насколько он им доверял. Хантер вспомнил испанцев, которые охраняли его в трюме. Они были молоды, неопытны и недисциплинированны.
«На них нельзя полагаться. Нет, — решил Хантер. — Сперва Боске будет атаковать с моря. Он попытается войти в Обезьянью бухту, чтобы снова увидеть галеон. Возможно, этот француз подозревает, что мы уже на мелководье, значит, маневрировать нам будет затруднительно.
На данный момент галеон стоит к врагу кормой, самой уязвимой своей частью. Боске сможет войти в бухту и стрелять, пока не потопит оба судна. Проделать это он сумеет совершенно безнаказанно. Сокровища с галеона окажутся на мелководье, и туземные ныряльщики запросто их поднимут».
Хантер велел позвать к нему Эндерса и распорядился, чтобы пленников-испанцев надежно заперли. Затем он приказал, чтобы все годные к бою каперы вооружились мушкетами и незамедлительно высадились на берег.
Над Обезьяньей бухтой занимался рассвет. Ветерок едва веял, небо украшали тонкие дымчатые облака, розовеющие в первых лучах зари. Экипаж испанского корабля лениво и беспорядочно принялся за утреннюю работу. Когда прозвучал приказ поднять паруса и сниматься с якоря, солнце уже стояло довольно высоко.
В этот момент каперы, прятавшиеся до той поры с обеих сторон от входа в залив, открыли огонь. Они застали испанцев врасплох. В первые же секунды все, кто поднимал главный и кормовой якоря, были убиты или ранены. Всех офицеров, находившихся на палубе, перестреляли. Матросов на вантах стрелки сняли с поразительной точностью, и те с криками попадали на палубу.
Потом стрельба прекратилась так же внезапно, как и началась. На берегу повисли два едких серых облака порохового дыма. Кроме них, не видно было ничего, ни малейшего движения — даже листок нигде не шелохнулся.
Хантер устроился на оконечности холмистого мыса, выходящего в море, и с удовлетворением рассматривал испанский корабль в подзорную трубу. Он слышал крики замешательства и видел, как наполовину поднятые паруса хлопали под ветром. Прошло несколько минут, прежде чем новые матросы полезли на ванты, а якорь вновь пополз вверх. Поначалу испанцы осторожничали, но потом, когда стрельба с берега так и не возобновилась, осмелели. Капитан ждал.
Он знал, что у него есть определенное преимущество.
В нынешнее время ни мушкеты, ни мушкетеры не отличались особой точностью, но его каперы все до единого были превосходными стрелками. Они могли прицельно отстреливать матросов, находящихся на палубе, даже гонясь за ними на лодке, которую немилосердно швыряло на волнах. А уж стрельба с берега была для них детской игрой.
Это даже за стоящую забаву не могло сойти.
Хантер подождал, пока якорный канат не заскользил наверх, и после этого знаком приказал снова открыть огонь. На палубу военного корабля обрушился новый град пуль, с тем же опустошительным результатом. Затем снова воцарилась тишина.
После такого угощения Боске явно должен был понять, что попытка пройти через риф и приблизиться к берегу обойдется ему очень дорого. Возможно, он и сумел бы преодолеть проход и войти в залив, но поплатился бы за это десятками, если не сотнями своих людей. Еще серьезнее был риск того, что при этом могли убить незаменимых специалистов, вплоть до рулевого, и корабль остался бы без управления в опасных водах.
Хантер подождал. Он услышал какие-то команды, затем стало тихо. Потом он увидел, как канат от главного якоря плюхнулся в воду. Его просто перерезали. Через несколько мгновений канаты на корме тоже были перерезаны, и корабль принялся медленно дрейфовать прочь от рифа.
Когда он очутился вне зоны дальнобойности мушкетов, на палубе и на вантах вновь появились люди. Они подняли паруса. Хантер ждал, не развернется ли корабль и не направится ли обратно к берегу. Но этого не случилось. Вместо этого противник отошел ярдов на сто севернее и снова бросил якорь. Паруса были убраны. Корабль остался стоять, слегка покачиваясь на волнах, точно напротив холмов, прикрывающих бухту.
— Ну что ж, — подал голос Эндерс. — Получается, что доны не могут войти, а мы — выйти.
К полудню в Обезьяньей бухте сделалось нестерпимо жарко и душно. Хантер расхаживал по горячей палубе галеона, ощущал, как ноги прилипают к просмоленным доскам, и размышлял об иронии судьбы, поставившей его в такое затруднительное положение. Он провел самый дерзкий каперский рейд столетия, завершившийся полнейшим и безоговорочным успехом, и все это лишь затем, чтобы его запер в душной, опасной бухте один-единственный испанский военный корабль.
Это был трудный момент для капитана, но еще более — для его команды. Каперы смотрели на своего предводителя, ожидая указаний и новых планов, но было очевидно, что никаких идей у Хантера нет. Некоторые принялись заливать горе ромом, начали вспыхивать скандалы. Одна ссора чуть не закончилась дуэлью. Эндерсу удалось о остановить ее в последнюю минуту. Чарльз дал слово, что собственноручно прикончит любого, кто убьет сотоварища. Капитан желал, чтобы его команда оставалась в целости и сохранности. Личные разногласия могли подождать до Порт-Ройяла, пока все не сойдут на берег.
— Уж не знаю, смирятся ли они с этим, — заметил Эндерс, мрачный, как и всегда.
— Смирятся, — ответил Хантер.
Чуть позже они с леди Сарой стояли на палубе в тени грот-мачты, когда откуда-то с нижних палуб снова донесся пистолетный выстрел.
— Что это? — спросила встревоженная девушка.
— Черт! — выругался капитан.
Через несколько мгновений великан Басса вытащил наверх брыкающегося моряка. Следом с несчастным видом шел Эндерс.
Хантер взглянул на моряка. Это был двадцатипятилетний мужчина по имени Локвуд, уже начинающий седеть. Хантер плохо его знал.
— Влепил Перкинсу в ухо из вот этого вот, — сообщил Эндерс, протягивая Чарльзу пистолет.
Моряки стали постепенно стекаться на главную палубу, угрюмые и мрачные, измученные жарой. Хантер извлек из-за пояса собственный пистолет и взвел курок.
— Что вы собираетесь делать? — спросила наблюдавшая за ним леди Сара.
