распродано, а на освободившиеся средства был учрежден приют для бродячих животных.
— Что за бред? — не выдержал и сорвался Феликс Зубов. — Что за ерунду вы несете? И откуда, кстати, вам все это известно?
— Это не бред! — строго произнесла Киреева. — А знаю я все это, потому что он меня назначил своим душеприказчиком. Я сама собственными глазами видела это завещание. Я подумала, что он так решил пошутить, но он не шутил. Я видела подписи и печати, поверьте, я хорошо разбираюсь в таких бумагах. Все было подлинное. Тогда мы вместе с мужем принялись Игоря убеждать, чтобы он поменял завещание или хотя бы назначил исполнителем воли кого-то другого. Видите ли, у меня аллергия на шерсть животных. Он сказал, что ничего не знал про аллергию, и завещание непременно перепишет. Но он был постоянно занят со своим бизнесом, и документ до сих пор остается в том самом виде. А теперь он в больнице в состоянии, как вы говорите, тяжелом. Если вдруг с ним случиться что-то непоправимое, мне придется заниматься этой его безумной идеей, к которой у меня совершенно не лежит душа! Поэтому мне нужно попасть к нему в палату, пригласить туда нотариуса, и все это переписать прямо сейчас. Но если я заявлюсь к нему с нотариусом, он решит, что мы считаем, что его дни сочтены, и из-за этого ему опять может стать хуже! И что мне делать? Что мне теперь делать, уважаемый господин Зубов?
— То есть вы не пошутили насчет завещания? — неожиданно весело спросил ее Феликс.
— Ну конечно, я же вам сразу сказала, что у меня серьезное недоумение, и вы, как близкий друг Игоря с детства, можете дать мне совет. В конце концов, вы его в больнице навещаете, с врачами беседуете, можете мне подсказать, как быть лучше. Ведь беседуете?
— Вы не представляете, Надежда Михайловна, какой груз вы с меня сняли! — проговорил Феликс, пропустив ее вопрос мимо ушей, и Надежда с удивлением отметила, что он и вправду непонятно чему рад. — Давайте заедем перекусим куда-нибудь? У вас же сейчас обеденный перерыв? Тут неплохой ресторанчик есть, на Полянке. Не возражаете?
Надежда автоматически кивнула. Феликс завел мотор и тронул машину с места.
— Дело в том, что я не совсем ему друг детства, хотя мы, конечно, дружили. На самом деле дружили между собой наши бабушки, а мы как бы вынужденно общались, когда те обсуждали новый узор для кофточки. А бабушки наши были двоюродными сестрами. Теперь представляете мою проблему?
Надя не представляла.
— Ну как же! — с тем же весельем в голосе укорил ее за несообразительность Феликс. — Посмотрите, как все нехорошо со стороны выглядит: некий дальний родственник, который, кстати сказать, давно уже забыл дорогу к своему четвероюродному брату, приезжает к нему погостить, после чего при загадочных обстоятельствах погибает сестра этого четвероюродного, и сам он оказывается на краю могилы. Если он тоже умрет, то по праву наследования все имущество переходит к его дальнему родственнику, то есть ко мне. Вы спасли мое честное имя и мой душевный покой, уважаемая Надежда Михайловна. Мне хочется вас расцеловать.
— Что вы имеете в виду? — недоуменно спросила его Надежда. — Почему вы думаете, что эти трагические события могут отнести за ваш счет, что за чепуха? И почему вы сказали, что смерть Даши произошла при загадочных обстоятельствах? Да и Игорь пока жив, и, я надеюсь, скоро станет на ноги.
Феликс бросил в ее сторону мимолетный взгляд и снова уставился на дорогу. В этой Москве он всегда нервничал, когда вел машину. Тут ненормальные водители, борзые пешеходы, и слишком перегруженные предписывающими и запрещающими дорожными знаками магистрали.
Он проговорил:
— Я реалист, Надежда Михайловна. Игорь плох, и помочь ему может только чудо. А что касается Дашиной смерти, то вы сами подумайте: если ей вдруг приспичило наложить на себя руки, то почему бы ей в таком случае не воспользоваться острой бритвой и теплой ванной? Кстати, у нее на лице еще и кровоподтек был свежий, на левой скуле. Так о край стола не ушибаются.
— Вы откуда про кровоподтек знаете, Феликс? — вскинулась Надежда.
— Ну, это же я ее нашел мертвую. Подошел к двери, из-за нее звуки тяжелого рока доносятся. Позвонил, она не отпирает. Решил, что не слышит из-за грохота. А у меня ключи с собой были от их квартиры, я же Игоря накануне в больницу сопровождал и дверь запирал. Поэтому позвонил, позвонил, да и вошел. Пошел ее искать по апартаментам. Она в кабинете у Игоря сидела в кресле. С простреленным виском. Вызвал врача и полицию.
Неожиданно запиликал Надеждин телефон. Она вздрогнула, бросила нервный взгляд на Зубова, посмотрела на определитель. Звонили из кадров.
— Киреева, — коротко и сухо бросила она в трубку.
— Это Майорова говорит, — сказала трубка, — ваше заявление подписано, заходите за трудовой.
Надежде сделалось тошно. Так тошно, что даже захотелось заплакать. И обидно. Она же столько лет здесь отпахала, а ее даже не пытались отговорить… Хотя в кадрах, наверно, даже обрадовались. Не нужно напрягаться и подыскивать ей вариант внутреннего трудоустройства.
И двойной оклад теперь ей платить не надо, как пришлось бы делать в случае сокращения штатов. А что же Лапин с его нежеланием терять ценные кадры?
Потом она себя оборвала. Разве ты писала заявление для того, чтобы тебя уговаривали остаться? Или подсознательно все же для этого? Тогда твое подсознание, Надя, проделало с тобой плохую шутку. Но если ты хотела разрубить узлы, то ты должна только радоваться, потому что ты их разрубила.
Зубов Феликс все это время внимательно посматривал на собеседницу, а потом произнес:
— Вы знаете, госпожа Киреева, а ваша фамилия мне знакома. Видимо, все-таки слышал от Игоря.
Но Надя пропустила его замечание мимо ушей, сейчас ей было наплевать на благоприятные совпадения.
Она сидела как-то сразу осунувшись и обмякнув, пропуская мимо сознания сменяющие друг друга картинки городского пейзажа, и ни о чем больше не думала. Потом встряхнулась и попросила остановиться.
— Простите, Феликс, но у меня поменялись обстоятельства. Мне, видимо, придется вернуться на работу не пообедав. В конце концов, то, ради чего я просила вас о встрече, я сделала.
Зубов принялся озирать окрестности. Пробормотал:
— В этой вашей Москве нигде не приткнешься.
Ему пришлось свернуть в переулок, прежде чем он нашел свободное пространство у тротуара. Остановив автомобиль, он начал рыться по карманам, а потом растерянно произнес:
— Вот дьявол. Мне сейчас срочно звонок один нужно сделать, а смартфон я опять куда-то засунул. Вас не затруднит еще минуточку посидеть в машине? Можно, я вашим мобильником воспользуюсь? Очень важный звонок, извините великодушно!
Надежда безучастно пожала плечами и протянула ему мобильник.
Зубов широко улыбнулся, мобильник принял и выкарабкался на улицу. Он принялся часто нажимать на клавиши телефона, искоса посматривая то по сторонам, то через распахнутую дверь на Надежду.
