Кто же придумал выстроить эту школу так далеко!
Нервы были на пределе, царапины и ссадины болели, еще очень хотелось разреветься и кому-нибудь пожаловаться на несправедливую судьбу. Но Шален на роль утешителя-жилетки совершенно не подходил, поэтому приходилось сжимать зубы и упрямо брести за ним.
И без того не близкий путь до школы показался вечностью.
Наконец метаморф взбежал на крыльцо и толкнул дверь. О том, чтобы придержать ее за собой, он не позаботился, и меня чуть не пришибло.
— Все Орлгорды так чудесно воспитаны или это я такая везучая? — пропыхтела я, пытаясь угнаться за ним.
— Поговори мне еще! — сквозь зубы процедил метаморф.
Полукровка, дежуривший у входа, проводил нас удивленным взглядом.
Кэйлик нашелся в одном из залов. К счастью, прямо сейчас он не демонстрировал свои умения, просто о чем-то разговаривал с тренером. На скамейке рядом с ними лежала стопка каких-то документов. В стороне тренировались полукровки, предоставленные сами себе.
Наше появление не осталось незамеченным. Все взгляды тут же обратились в сторону двери.
— Я думал, ты ушел домой. — Кэйлик удивился появлению брата, но не сильно.
Раньше, чем Шален успел что-нибудь ответить, я выскользнула из-за его спины и стала так, чтобы меня было видно. Хотела быстро изложить проблему и попросить помощи в ее решении, но… меня накрыло. Губы предательски задрожали, глаза стали мокрыми.
Сапфировые глаза Орлгорда-младшего нехорошо сверкнули.
Удивление на красивом лице стремительно сменялось гневом.
— Его убить? — мрачно спросил парень и вклинился между мной и братом.
Я громко всхлипнула, но измученной душе этого было мало. Даже когда разрыдалась, закрыв лицо руками, легче не стало. Не сразу.
— Что ты с ней сделал? — рычать Кэйлик умел не хуже брата.
— Вот и помогай после этого проявительницам, которые вламываются к тебе в спальню, — посетовал Шален.
Кэйлик метался между нами взглядом, все еще не понимая, что тут вообще происходит. Остальные бросили свои дела и теперь наблюдали за нами.
— Она… — Младший Орлгорд просверлил взглядом брата, потом внимательно посмотрел на меня. — Шали, это правда?
Говорить я не могла, рыдания душили.
Пришлось старшему из братьев брать ситуацию в свои руки.
— Правда, правда, — заверил он. — Она у тебя потрясающая девочка.
Сказано это было отнюдь не с восхищением, и все же Кэйлик ревниво напомнил:
— Моя!
— У Вайрисов происходит что-то странное… — проигнорировал Шален его притязания.
И пока Кэйлик провожал меня к скамейке, обнимал за плечи, успокаивал и позволял поливать слезами свой тренировочный костюм, другой Орлгорд пересказал все то, что часом раньше услышал от меня. Потом мне принесли какую-то резко пахнущую гадость, именуемую успокоительным, и заставили выпить несколько глотков. А пока лекарство действовало, Кэйлик опустился на корточки напротив и стал смазывать ссадины. Я, конечно, уворачивалась и рвалась домой всех спасать, но… у этих вырвешься, пожалуй!
Жжения, когда Кэйлик сбрызгивал ранки обеззараживающим раствором, почти не чувствовала, а вот тяжелый взгляд его брата — постоянно. Это здорово пугало.
Оставалось обработать колено, когда с улицы послышалось, как затормозила машина.
А потом из холла донесся хорошо знакомый голос:
— Мне нужно несколько парней. Кто у нас сейчас доступен с нормальной подготовкой? — Норстон был здорово взволнован.
— Сам знаешь, сейчас доступны только полукровки… — отозвался парень с вахты.
— Выбери лучших из них! У меня дочь пропала, надо…
Дольше терпеть я не смогла:
— Папа!!! — Визг получился такой, что сама чуть не оглохла.
Кэйлик скривился и отшатнулся, но даже сквозь набежавшие от облегчения слезы я засекла улыбку в уголках его губ.
Послышались торопливые шаги.
Но прежде чем взбудораженный родитель ворвался в тренировочный зал, было еще кое-что.
— Хельма, я же просил подождать в машине!
Возразить подлая девица не успела, он ворвался в зал. Взволнованный взгляд тут же облетел помещение и остановился на мне.
— Лисенок, слава Луне! — выдохнул он. — Но что ты вытворяешь?! Почему Хельма мне говорит, что ты пропала? И… почему ты в таком виде? — Из взволнованного взгляд стал мрачным и вперился сначала в одного Орлгорда, затем в другого. — Я предупреждал, если кто-то обидит мою дочь…
— Они ни при чем. — Я поспешила оправдать парней. — Это все Хельма.
— Неправда! — взвыла моя несостоявшаяся убийца, появляясь из-за спины отца. — Просто Шалисса меня с первого дня невзлюбила и теперь пытается избавиться. Наверняка ее девчонки подговорили. Они все меня ненавидят!
— А на какое отношение ты рассчитываешь, после того как сбросила меня в старый тоннель и пожелала скорейшей кончины?!
Все, что я пережила там, внизу, вдруг предстало перед глазами так ярко… Темнота, холод, страх, что не выберусь, и еще больший, что пострадают родные. Но я выжила, выбралась, и теперь обозленная душа требовала мести.
— Она все врет! — продолжала отнекиваться Хельма.
И так убедительно, с таким негодованием на лице. Впрочем, это был еще не предел ее актерского мастерства: через пару секунд подбородок задрожал и глаза наполнились слезами.
Вообще-то, это мне стоило плакать, но я не могла. Никогда не умела выдавать эмоции на публику.
Поэтому просто рассказывала, что знаю:
— А еще она призналась, что точно так же избавилась от твоей Дары.
— Стоп! — взревел Норстон. — Шалисса, если это очередной поклеп, я тебя накажу!
— Скажи, я что, похожа на подлую особу, которая в борьбе за внимание отца будет делать гадости так называемой сопернице? — Стало обидно. Но ответить на этот риторический вопрос родитель не мог, не так уж хорошо он меня знал. — И кстати! Теперь я думаю, что Мариам меня заложила все-таки она.
Снова взгляд на нее, потом на меня, потом опять на нее.
— Хельма?
— Клянусь, нет!
Легко же она раздает клятвы…
В таком духе выяснение обстоятельств случившегося могло продлиться сколько угодно. Мое слово против ее. Ладно, на мне были еще ссадины и остатки паутины. И кулон погас. А у Хельмы — невинная мордашка и глаза, полные слез. Когда речь идет о мужчине, которому ты небезразлична, — это страшное оружие!
Папа сомневался.
А мне внезапно расхотелось его убеждать. Ну вот как можно быть таким слепым?! Я так испугалась за них с бабушкой, а он… Стало очень обидно.