— Я Дриана рисовала! — выпалила она и виновато посмотрела на меня.
Понятнее не стало.
— Дриана? А зачем?
Художница облизала пересохшие губы и затараторила:
— Понимаешь, тут такое дело… Ему Айлина очень нравится, ты, наверное, заметила? Но Дриан такой хороший, умный, жалко отдавать его этой кукле. И я подумала… — Она не договорила, но теперь все и без дальнейших объяснений стало ясно.
— Он тебе нравится!
— Немножко, — призналась Арабель и уткнулась взглядом в свои коленки.
Неожиданно, конечно, но этот рыжий — парень хороший, и они с Бель подходят друг другу.
Вот только неясное беспокойство, то самое, которое толкнуло меня к столу посмотреть рисунок, мешало порадоваться за них.
— Тогда при чем здесь Джарс? — этого так до сих пор понять и не удалось.
— Я рисовала Дриана, — повторила наша талантливая, не решаясь поднять на меня взгляд. — А получилось вот это… Ну, как тогда, когда я случайно нарисовала тебе Кэйлика. Шали, я даже думать боюсь, что это может значить!
Что-то мстительное во мне требовало ее подробно просветить, но я сдержалась. Так нельзя, это жестоко. Бель и без того сильно переживает, первая любовь без ума от другой, а на рисунке зачем-то вылез проявитель. Явно же неспроста! Из лекций по магии искусств, которые ежедневно читал Айзек, пока студенты рисовали, музицировали или разминались перед танцем, я помнила, что тем, кто тяготеет к этому виду магии, сильные эмоции противопоказаны. Самим одаренным метаморфам ничего не будет, но они же могут такого наворотить…
Взгляд еще раз скользнул по знакомому лицу на рисунке. Сходство потрясающее! А еще зачем-то вдруг вспомнилось, что именно такие наброски, сделанные спонтанно, иногда даже грифельным карандашом в блокноте, имеют самое большое влияние на реальность. Или силу предсказания. Это трактуют по-разному.
Рисунок Бель, сделанный карандашом и красной ручкой, подозреваю, тоже можно причислить к таким.
Вдоль позвоночника пробежала нервная дрожь.
Белька тягостно вздохнула и начала таять…
К вечеру сестренка успокоилась и, не успев обрести различимую оболочку, накинулась на меня с вопросами.
— Кто вообще такой этот Джарс? Он был твоим парнем, да?
— Джарс Вольстенгард. — Я сама знала не много. — Мы почти не знакомы.
— Вольстенгард? — Арабель округлила глаза в благоговении. — Тот самый?
Смешок вырвался невольно. Помнится, я реагировала точно так же.
— Из потомков. Но расслабься, на той стороне города перед родственниками основателя Блэкдорна особо не стелются. Их вообще до недавнего времени там не было.
— А… кто же всем заправлял? — Арабель заметно растерялась.
— Элита.
Запутавшись в моих объяснениях окончательно, сестренка подсела ближе и потребовала подробного рассказа о жизни по ту сторону стены. Впервые за все время, что мы были знакомы, она этим заинтересовалась. Почувствовать себя тем, кто знает больше, оказалось приятно. До запланированного похода в книгохранилище оставалось еще полчаса, так что я принялась рассказывать.
Но едва успела открыть рот, как включили внутреннюю связь. Сначала раздалось характерное шипение и потрескивание, следом прозвучало объявление:
— Всем немедленно собраться в большом бальном зале!
Мариам говорила спокойно, даже холодно, и я в первый момент решила, что все в порядке и общий сбор как-то связан с учебой. Но Бель едва ли не кубарем скатилась с кровати и с неожиданной силой потянула меня в сторону двери.
— Бежим! Лучше поспешить!
— Почему? — Растерянность нисколько не помешала мне идти с ней в шаг.
— Разве ты не слышала?! Мариам дико зла!
Сама я этого не слышала, но сестре поверила.
В переполненный зал мы влетели одними из последних и сразу же приткнулись у стены, желая казаться как можно менее заметными. Основная масса студентов столпилась у окон, поближе к лунному свету, так что свободное место мы быстро нашли. Госпожа ректор уже орала, шипела и прочими способами выражала крайнюю степень бешенства. Допекли ее основательно! В таких условиях понять, что именно вывело ее из себя, было невозможно, вот я и не напрягалась. Вообще не слушала.
— Как только она проорется, пойдем прямо отсюда в книгохранилище. — Кэйлик подкрался незаметно, мы с Бель вздрогнули от звука его голоса.
— А что вообще происходит? — Роль самой любопытной досталась мне.
— Старая история, — отмахнулся Орлгорд. — Кто-то пролез в кабинет Мариам, пока она была в отключке, и скопировал кое-какие документы. Все бы ничего, но осведомители донесли, что документы уже всплыли у скарабеев.
Новость мне сильно не понравилась. Сама не знаю почему.
— Но как такое вообще возможно?! — изумленно взмахнула ресницами Арабель.
— Я откуда знаю? — огрызнулся Орлгорд.
Отвечать на вопросы он не любил. Равно как и ситуации, когда приходится быть самым умным и принимать решения за всех. Но реальность распорядилась так, что младшему Орлгорду придется заниматься этим всю жизнь. Если, конечно, средний брат не придет в норму, тогда у Кэйлика появится хотя бы призрачный шанс ускользнуть от нежеланного наследства. Но на это сильно рассчитывать не стоит.
— Шпионит кто-то из студентов? — Несмотря на его раздражение, я тоже решилась задать вопрос.
Парень закатил глаза, но все-таки ответил:
— Очнись, Шалисса! Даже нынешним пятикурсникам не под силу вскрыть защитные чары Мариам. Тут должен работать опытнейший маг.
Что и требовалось доказать. Айзек!
Госпожа ректор, похоже, придерживалась того же мнения, потому что, выпустив злость и просканировав нас каким-то заклинанием, всех распустила. Когда серебристая сеть на секунду зависла над нами, Кэйлик уважительно хмыкнул. Видимо, штука сильная. Интересно, зачем она нужна?
Но еще интереснее мне было другое.
— Как думаешь, зачем проявителям документы из Лунной школы? — Просто любопытство, ничего больше.
— Там была учебная программа, если не ошибаюсь. — Информацию Кэйлик выдавал крошечными дозами, это бесило.
— И что? — нетерпеливо зашипела я.
— Шалисса! — и столько раздражения в голосе, будто я спросила, наступит ли рассвет или зеленая ли трава. — Много ты знала о нас, когда только попала сюда?
— Н-ну…
Ничего. Ровным счетом ничего.
— Вот именно, — буркнул парень. — Поверь, бывалым скарабеям известно не намного больше. А теперь они знают, чему учат в Лунной школе. И, возможно, могут прикинуть пределы наших возможностей.
Плохо. Это очень плохо.