— Очень любезно с вашей стороны, что вы забежали, — сказала она, подвинувшись на диванчике, чтобы Шон мог сесть.
— Я присяду на минуточку. Потом мне надо бежать. Я снова должен посетить Шелдонов.
— Ох, бедняга, это, наверное, нелегко?
— Хм-м. — Шон задумался. Он никогда не обсуждал свои дела, но Оливия читала о них по долгу службы. Шон был чувствительным человеком. Она понимала, что он борется с эмоциональным аспектом своей профессиональной деятельности. — Постойте. — Он улыбнулся Оливии во весь рог, брови его единой линией взлетели вверх. — Ведь у вас день рождения, так воспользуемся счастливым случаем.
— Да.
Оливия выпила еще немного сока. У нее возникло нелепое желание захихикать.
— Значит, вы Скорпион.
Оливия уставилась на него в недоумении. На секунду ей показалось, что Шон нанес ей грубое оскорбление. Но он сидел рядом такой счастливый — нет, он не мог бы ее оскорбить.
— Я?
— Буйный и властный, но вместе с тем смелый и страстный.
— Серьезно?
— Вполне. Режет правду прямо в глаза. Я считаю, что это действенный путь, но сам я не таков. Я человек уклончивый. Видите ли, я Рак.
— О! — Оливия громко рассмеялась. Несколько человек повернули головы в их сторону. На самом деле она по гороскопу Лев. Но и в мыслях не имела, что похожа на льва. Она была человеком уклончивым, как и Шон. — Вы рассуждаете так, словно многое знаете об этих вещах.
— Очень немного, уверяю вас. Я составляю гороскопы, это мое хобби. И мог бы составить ваш. — Он бросил на Оливию испытующий взгляд. — Да, почему бы мне его не составить?
— Пожалуй, не стоит.
— Нет, я настаиваю. — Глаза у Шона сверкнули. — Компьютер даст мне схему, а я ее интерпретирую. Я приобрел компьютер в рассрочку, для дома. Вы можете ввести в него программу для составления астрологических карт. Самое поразительное, насколько они точны. Я занимаюсь этим с лечебной целью, и, кажется, так можно лечить других людей. Какой же в этом вред, говорю я.
— Разумеется, в лечении не должно быть вреда, — с чувством произнесла Оливия.
— В таком случае я должен знать время и место вашего рождения.
Оливия беспокойно задвигалась на диванчике. Она не только оказалась самозванкой на праздновании собственного дня рождения, но ей к тому же преподнесут ее фиктивную жизнь в виде астрологического прогноза. Губы у нее конвульсивно дернулись. Это все равно что принести домой из прачечной самообслуживания чужое белье. Не имеет ничего общего с реальностью ее собственного существования. Оливия вдруг и непонятно почему вспомнила о школьной встрече. Что она расскажет своим бывшим однокашницам, если поедет на эту встречу? И что они расскажут ей?
Но ей надо ответить Шону. Оливия посмотрела на него и сосредоточилась на маленьком шраме у него на носу, так как мысли у нее разбегались. Это будет не ее прогноз, но если Шону приятно, то, может, и не стоит беспокоиться? Бедняга Шон. У него поистине нелегкая работа. Выглядит он так, словно бы и ему самому не мешало полечиться.
Она назвала ему дату и год своего рождения. И добавила:
— Родилась я в Лондоне. Но мои родители работали на хмелеуборочной машине, и потому мы переехали в Кент
[10]
.
— Это замечательно, — сказал Шон, словно в этом и впрямь было нечто примечательное. На мимолетное мгновение Оливии почудилось, что шарада с днем рождения чего-то стоит. Может, надо устраивать его почаще, скажем, раз в три месяца, давая всем возможность забыть точную дату, а новой временной машинистке — повод заглянуть в паб в обеденное время. Боб никогда не брал ее с собой в паб, а посещать его в одиночестве было просто немыслимо. Но ей здесь приятно. Оливия вдруг ощутила укол совести.
— Отлично, я вручу гороскоп вам, как только он будет готов. — Шон улыбнулся ей. — Кстати, нет ли каких-нибудь скелетов в шкафу? Об этом следовало бы мне сообщить, просто на случай, если окажется, что вам угрожает нечто необычное.
Оливия снова ухватилась за свой апельсиновый сок. Потом вспомнила, как собиралась уйти из прачечной самообслуживания с чужим бельем.
— Ну, вот они, лазаньи. И еще один апельсиновый сок. Но я попросила добавить в него чуточку водки, чтобы вы приободрились.
— Спасибо, Сара.
— А я, к сожалению, должен идти. — Шон вскочил. — Сара, Оливия, всего доброго. И еще раз с днем рождения.
Кажется, он собирался нагнуться и чмокнуть ее в щеку. Оливия отстранилась. Щеки у нее слишком сухие, чтобы их целовать. Сара наблюдала, как Шон враскачку шагает к выходу из паба; его голова на длинной шее плыла над головами других посетителей. Сара усмехнулась.
— Бедняга Шон. Вы слышали, что он гей?
— Что? Шон?
— Сорок три года, а все еще холостяк. Либо он то самое, либо у него жуткий запах от ног.
— Вы так думаете, Сара?
— Давайте есть. Мы же не хотим, чтобы Корова выдубила нам задницы, если мы явимся слишком поздно.
Оливия послушно разрезала лазанью при помощи ножа и вилки. Она, в общем, не привыкла питаться в общественных местах, на публике. Это случалось не слишком часто. Другое дело Сара: она энергично принялась за чили с бараниной, отламывая при этом куски чесночного хлеба и макая их в соус. И девочки Оливии тоже другое дело. Она на минуту перестала жевать и попробовала представить, что они делают в это время и где. Рейчел, вероятно, ест свой второй завтрак в модном ресторанчике, а Луиза, скорее всего, забилась в уголок в каком-нибудь кафе, пьет чай, поглощает сандвич и уткнулась в книжку в бумажной обложке. Обе они ведут самостоятельный образ жизни. В ней они больше не нуждаются. И вовсе незачем слишком беспокоиться о них.
Луиза открыла крышку пианино, придвинула табурет и ударила по клавишам.
Она с максимальной громкостью и максимально доступным ей трагизмом отбарабанила «Ларго» Генделя и, стиснув зубы, пропела несколько последних тактов.
Сгорбилась на табурете, прерывисто дыша. Ну почему никто не может сказать хоть что-то дельное? Почему в самое трудное время жизни, когда тебе так нужен человек, с которым можно поговорить, никого подходящего нет возле тебя? Ну что же это такое?.. Тут Луиза сообразила, что кто-то стучит в дверь.
Она широко распахнула дверь и что-то невнятное пробурчала. Прямо в глаза ей уставилась пара полыхающих сдерживаемым огнем голубых глаз. Гаррис. Луиза нахмурилась. Черные волосы соседа блестели, смазанные специальным гелем. Почему, во имя Господа, он таращится на нее таким образом? Шумно? Да, она играла и пела очень громко, это самая вызывающая версия «Ларго».
— Прошу прощения, Гаррис. У меня сегодня вечером очень скверное настроение. Вы не могли бы воспользоваться затычками для ушей или чем-нибудь в этом роде?
