Улыбка Гарриса сделалась натянутой, казалось, Луиза его чем-то удивила. На нем были очень тесные джинсы и свободная белая сорочка, еще не застегнутая до самого пояса. Очевидно, Гаррис находился в процессе одевания.
— Послушайте. — Луиза потерла рукой лоб. — Идите и одевайтесь, а я обещаю, что буду вести себя тихо. Идет?
— Одеваться? — Он прислонился к притолоке под совершенно необычным углом, так что его бедра сильно выступали вперед. Луиза с любопытством созерцала его картинную позу. — Я как раз намеревался раздеться.
Его зубы сверкнули в улыбке.
— Ах, понятно. Часы отдыха? Надо было предупредить меня. Идите в постель, а я обещаю больше не играть сегодня вечером. Идет?
— Нет. — Он расплылся в улыбке. — Я хочу лечь в постель, да. Но не один.
Прищурившись, Луиза наблюдала за тем, как Гаррис поднял брови, опустил их и снова поднял.
— О Боже, прошу меня извинить. Испортила вам сцену совращения. Должно быть, ужасно трудно увлечь кого-то в сети, когда ненормальная баба в квартире под вами устраивает кошачий концерт. — Луиза изобразила сочувственную улыбку. — Простите. Отправляйтесь к своей… к той, что вас ждет, а я спрячусь под диван или еще что-нибудь придумаю.
Луиза закрыла дверь, вытеснив ею Гарриса с порога. Вместе со щелчком замка до нее долетел запах лосьона после бритья. Она втянула носом воздух. Запах приятный. У Гарриса хороший вкус. Какая жалость, что он распутник. Но если бы она не была беременна, то, может, и позволила бы ему пораспутничать с ней. А сейчас об этом и думать не стоит. Мириться с приглушенной возней наверху и признавать, что все это происходит с кем-то, кто больше сосредоточен на сексе, чем на его последствиях.
Она решила позвонить Рейчел. Это Салли виновата, что она снова думает о сестре. Теперь она рискует наткнуться на черную дыру автоответчика Рейчел. Луиза признавала, что звонки следует фильтровать, но Рейчел подменила «фильтрацию» полным игнорированием. Впрочем, есть некий малый шанс, что они вступят в теплый сестринский разговор, который кончится предложением Рейчел дать замечательный совет.
Луиза подняла трубку и набрала номер сестры. После трех гудков она услышала говорящую машину: Рейчел Твигг и Холлем Мертон не могут сейчас поговорить с вами. Пожалуйста, оставьте сообщение, и один из нас непременно перезвонит вам.
— Вруны проклятые, — буркнула Луиза.
Она не может поведать машине монолог о своем состоянии. Рейчел могла включить запись, и тогда вполне вероятно, что Луиза рассказала бы о своем затруднительном положении полной комнате волосатых музыкантов, ублажающих Рейчел в надежде получить от нее контракт. Она могла попросту стереть доверенное сообщение сестры, и вообще Рейчел в своем стремлении быть законченным профессионалом под пару Эндрю… Луиза повесила трубку.
Она всегда может позвонить матери.
Луиза представила ее себе дома, с книжкой или журналом, или перед телевизором во время девятичасовых новостей, с чашкой чаю или стаканчиком вина — затуманенный взгляд устремлен на фотографию отца на каминной полке и на снимок, на котором запечатлены Луиза и Рейчел, словно парочка инопланетянок с зияющими во рту пустотами на месте выпавших зубов. Луиза набрала номер матери.
— Мама? Это я. Звоню просто так, здравствуй.
— Все в порядке, дорогая?
— Разумеется. Решила узнать, как ты.
— Я как раз собралась посмотреть новости с чашкой чая. Тебе необходимо поговорить со мной прямо сейчас?
— Нет-нет. Просто хотела тебе сказать, что я немного простудилась. Только и всего, и не думай, что у меня не все в порядке. Иди и смотри свои новости, если это так важно для тебя.
Последние слова Луиза произнесла достаточно резко.
— Ты чем-то раздражена? Предменструальные дни?
Луиза рассмеялась и успела сдержать себя, прежде чем смех перешел в истерический визг.
— Нет.
— Я собиралась послать тебе жилет. Купила специально для тебя, но не хотелось отправлять, не спросив тебя. Ты, кажется, против самой идеи.
Луиза уставилась на стену округлившимися глазами. Неужели мать вообразила, что она может проявлять серьезные эмоции по поводу таких вещей, как жилеты? В свое время она была против мясной пищи, против фашизма, против… да мало ли против чего еще, но только не против жилетов как таковых.
— Пожалуйста, посылай его, если считаешь нужным.
— Я говорила тебе, что недавно звонила Бетти? Фрэнк, кажется, пошел на поправку после гриппа. Доктор уверяет, что, как только у него нормализуется температура и он закончит курс антибиотиков, грудь у него совершенно очистится.
— Это по-настоящему хорошая новость, мама.
— Думаю, мне пора смотреть новости. Мне трудно разговаривать с тобой, когда ты в таком настроении. Попытаемся в другой раз?
— Почему бы и нет?
Полчаса спустя Луиза помешивала в кастрюле спагетти, чтобы съесть их под сырным соусом, когда прозвенел звонок в дверь. Она замерла с деревянной ложкой в руке, ожидая, повторится ли звонок. Он повторился. И это был ее дверной звонок. Луиза попыталась осмыслить это рационально. Так, значит, кто-то стоит на улице возле дома и звонит, потому что хочет ее увидеть.
Джон. При мысли о нем ее бросало то в жар, то в холод. Нет, она не может встретиться с ним сегодня. В то время, как у нее варится целый пакет спагетти. Пришлось бы соврать, что кого-то ждет, чтобы не показаться прожорливой, но с волосами, закрученными на макушке и заколотыми вместо шпильки шариковой ручкой, она вряд ли выглядит как человек, ожидающий гостей.
Луиза понеслась в ванную и посмотрела на свое отражение в зеркале. Глаза горят, а волосы точь-в-точь как у могиканина. Дрожащей рукой она провела по губам помадой и быстренько заправила за пояс футболку, надетую под джемпер.
Она поспешила в холл, так как звонок повторился. Остановилась в темноте, чтобы перевести дух, и прищурилась, пытаясь разглядеть неясную фигуру, которая маячила за заиндевелым стеклом. Включила в холле свет, но, еще не успев приоткрыть дверь, спохватилась, что на ней шлепанцы от «Маркса и Спенсера»
[11]
. Те самые, которые мать купила для нее в прошлом году. Те самые, которые она поклялась не надевать, потому что они были слишком длинные и очень узкие, к тому же изготовленные из аксминстера
[12]
. Те самые, в которых она выглядела как клоун из цирка. Но переобуваться было, увы, поздно. Фигура на ступеньках крыльца повернулась к ней лицом и расплылась в широчайшей приветственной улыбке.
